Вспоминаю, что он мне сказал во время нашей первой встречи. Часто-де ругают в газетах молодых людей, которые участвуют на Западе в танцевальных конкурсах на продолжительность, на рекорд. Называют их чудаками, оболтусами. А ведь это, должно быть, чертовски трудно — двигать ногами без отдыха 20, а то и 30 часов подряд. Лично я так бы, наверное, не смог. Не хватило бы сил. А вот если бы нужно было, спасая товарища, на руках по тросу над пропастью перебраться! Тут бы я с любым суперменом поспорил. Кто уж к чему тренирован. Я себя готовлю не к танцам, а к таким вот критическим ситуациям.
И верно — готовит. Ухитряется уже больше двух минут находиться под водой. Опробовал на лыжах самые крутые склоны Карганач-горы. Приемы самбо отрабатывает только с теми, кто килограммов на десять тяжелее его. А после какого-то недавнего случая за месяц научился без страховки ходить по канату, натянутому на тридцатиметровой высоте. И все время придумывает себе новые испытания.
А к чему готовит себя Полуэктов? Смеется: «Будет случай — увидите. Не хуже других. Только заявлений для печати не делаем…» Ну что от него ждать? Он даже о дяде своем ничего толком сказать не может. А ведь, по идее, Полуэктову прямая дорога в большую жизнь. Он же преемник Александра Самоцветова, ему и продолжателем быть. Почему за него должны нести эстафету другие? Каждому путь открыт! И Полуэктов мог бы стать таким же героем, как черноморец Александр Самоцветов. Если бы только… Стоп! А может быть, так и начать: «Он мог бы героем стать…»
Ты ждешь, Полуэктов, когда тебя под руки введут в наш завтрашний день и скажут по щедрости душевной: ладно уж, пользуйся, черт с тобой! А не подумал ли ты, что где-то там, у проходной, будут стоять и твой дед, скошенный пулей на подступах к Зимнему, и ровесник твоего отца, зарубленный махновцами под Гуляй-Полем, и умерший в госпитале от ран родной твой дядя Александр Самоцветов? Простят ли они тебе заурядную, бесшабашную жизнь?
Эх, Зинаида Николаевна, да это же и есть тот самый заряд, который нужен твоему очерку!
22 июня. Сегодня я такая счастливая. Не найду даже слов. Все меня поздравляют. Забежал Вершинин, рабкор с Тяжмаша. В экскаваторном у них во время обеденного перерыва мой очерк читали вслух, и его попросили пожать мне руку. А главное — обрадовал Бойко. Позвонил в редакцию из Железногорска. Газету, говорит, не достать. Просит прислать еще хотя бы парочку экземпляров. «Это, — смеется, — посильнее, чем удар в зубы». Непонятно, что он там хотел сказать, но, видимо, и до Полуэктова дошло. «Теперь-то мы уж его дожмем», — пообещал Сергей. Дожимайте, ребята. Правильно! Надо, чтобы все сегодня были достойны вашего гимна. Как там у вас поется:
28 июня. Письмо от Григория! Из Самарканда. Ответил сразу, как только получил мой пакет с газетой и подробным отчетом о поездке в Железногорск. Очерк ему понравился. Поздравляет с победой. Так и написал: «Это, Зина, победа!»
В Самарканде у него тоже удача. Отыскал родных и друзей Мухтара Алиева. Выступил в школе, где когда-то учился Мухтар.
Теперь у нас уже одиннадцать тетрадей. Одиннадцать рассказов о людях героической судьбы, о том, как шли они к подвигу. Но моя тетрадь требует, конечно, дополнений. Полуэктов рассказал слишком мало, а его обещание «подбросить еще кое-что» вряд ли можно принимать всерьез. Надо распутывать дальше.
И как же это хорошо, что возвращается наконец Григорий! Ехать он решил через Железногорск. Непременно хочет встретиться с Бойко и его братвой. Десятого будет в Андреевске. Я уже заложила в календаре листок.
РУКИ В ПОРОХЕ
Серега расстроен. Серега зол. Грамота, свернутая трубочкой, свидетельствует, что он является победителем конкурса силачей. Но какой он, скажите на милость, победитель, если Толька Юсупов выжал двухпудовку на шесть раз больше! И Борис, понимаешь, успокаивает: ты, дескать, в средней весовой категории, а Толька — в полутяжелой, какое же тут может быть сравнение. Утешил, называется. Как будто жизнь ставит перед человеком преграды в зависимости от его габаритов. Она, извините, не спрашивает, в каком вы весе выходите на помост. Ей важно другое: выдержишь или нет. И Семен еще со своей философией лезет. Выбирать, говорит, надо одно. Либо духовный размах, либо физическое совершенство. Тоже мне, профессор. На Джека Лондона еще ссылается. Погодите, я вам покажу Джека Лондона!