— Все это верно, старик, — насмешливо говорил он Никите. — Только для меня важнее всех твоих теоретических изысканий тот заурядный факт, что ты-то и есть самый настоящий друг. И вообще, довольно ссылаться на Ромео и Джульетту, нужно просто любить. Любить, а не вздыхать и сохнуть. Уверяю тебя, Шекспир останется доволен.
Никита смущался. Снимал очки и, протирая стекла, неуверенно возражал:
— Ссылаться, может быть, и не стоит, а вспоминать о них, ей-богу, не лишне…
— Все это, Никита, необязательная теория. Мелкий шрифт. Любят, товарищ Сократ, не по книгам, а по законам жизни!
Действительно, в те удивительные, головокружительные дни Сергею было не до книг. Кто это выдумал изображать влюбленных этакими задумчивыми бледными юношами с томиком Блока в руках? Ничего подобного! У влюбленных нет для этого времени. Вместо того чтобы уединяться и тихо мечтать о своей избраннице, Сергей предпочитал видеться с ней каждую свободную минуту. Нередко из-за этого приходилось давать туманные объяснения суровому и желчному декану факультета. Впрочем, какое все это имело значение. Разве человека, потерявшего голову, могут смутить карающие приказы деканата?
Никогда в жизни Сергей не забудет тех неповторимых вечеров, когда вместе с Леночкой они тайком пробирались на закрытый уже стадион пионеров и школьников и до поздней ночи катались потом на коньках, совсем одни на большом ледяном поле. Где-то за высоким забором шумел, затихал, гасил огни запорошенный снегом город. Проносились вдали покрытые инеем автомобили и продрогшие за день трамваи. А они, забыв обо всем на свете, со смехом выводили на матовой глади катка замысловатые узоры, двойные «восьмерки», азартно бегали наперегонки или, съехавшись к середине и отчаянно запрокинув головы, молча, тяжело дыша, вглядывались в низкое темно-синее небо, пытаясь разглядеть огненный пунктир знакомых созвездий.
Возвращались всегда пешком. Сергею нравилось не спеша идти по полуосвещенным улицам уснувшего города, вдыхать полной грудью морозную свежесть ночи и говорить немного грустным, задумчивым голосом. Лена любила слушать его рассказы о нелегкой, но зато по-настоящему бурной жизни журналистов, полной романтики, поиска и борьбы. Часто она, ласково, доверчиво заглянув ему в глаза, негромко просила:
— Знаешь, Сережа, спой мне еще… вашу курсовую…
Он крепче брал ее под руку, слегка откашливался и, немного волнуясь, вполголоса начинал напевать неизвестно кем сочиненную на мотив «Школьного вальса» песенку о неунывающем и славном парне из боевого племени журналистов.
Однажды они задержались, как всегда, на углу у киностудии. Лена уже хотела попрощаться. Но Сергей взял ее руки в свои и, почувствовав вдруг совершенно неожиданную, какую-то незнакомую робость, очень тихо сказал:
— Я хотел бы, чтобы мы всегда шли рядом… Понимаешь?.. Рука об руку… Чтобы твое сердце слышало стук моего сердца… Чтобы твои глаза…
— Не нужно, Сережа. — Лена осторожно высвободила руки. — Это очень хорошие слова… Слишком хорошие… А мы так мало знаем друг друга…
Долго потом стоял Сергей у тускло светившегося фонаря. Пока не подошел к нему только что заступивший на смену постовой.
— Нехорошо, гражданин. Подпираете столб без всякого смысла, а дома небось родители ждут.
— Нет у меня родителей.
— Все равно пора домой. Нечего по ресторанам шататься.
Сержант успокоился лишь после того, как Сергей предъявил ему удостоверение дружинника. Он улыбнулся и даже козырнул на прощание:
— Виноват. По виду ведь не всегда определишь. Доказано.
Что верно, то верно. В этом-то Сергей однажды убедился. Еще на третьем курсе. Тогда Никита ему тоже пророчил провал на экзаменах и всерьез советовал перечитать «Ромео и Джульетту».
Ее звали Наташей. Она была самой веселой девушкой факультета. «Душа нашей художественной самодеятельности», — так выразился о ней в стенгазете непризнанный курсовой поэт, безнадежно влюбленный в нее Сенька Караваев. Впрочем, кто только не был в нее влюблен. Даже седоватый заведующий кафедрой физвоспитания, славившийся далеко за пределами университета своей немыслимой строгостью, не устоял перед задорной синевой Наташкиных глаз и скрепя сердце освободил ее от зачета по плаванию. Плавать она, конечно, умела. Просто ей лишний раз захотелось проверить силу своих чар. Сергей не обладал закалкой ветерана спортивного движения, поэтому он поддался ее обаянию с еще большей быстротой.