Второе, более сложное плавание мы продумали тщательнее. Решено было, что недурно бы как-нибудь добраться до Грейвсенда поближе к вечеру, а наутро спозаранку отправиться в плавание вокруг Нора. Причем по этому торжественному случаю роль помощника должен был выполнять мой молодой родственник.
Сколько было радости, когда мы благополучно встали на якорь в Грейвсенде, по милости провидения без происшествий пройдя между судами, стоявшими ниже таможни. После чая, вскипяченного по-холостяцки на верхней палубе, весь экипаж лег спать. Юнга, чайник и другие предметы размещались под полубаком, где для них едва-едва хватило места.
Мы, "белая кость", разумеется, заняли каюту. Хотя вместимость судна составляла всего 3 тонны, каждому члену экипажа полагалась койка размером 1,8 на 0,6 метра, вполне приличная, с постельными принадлежностями и боковым ограждением. Уютнее местечка не сыскать, надо было только не забывать, что бимсы в 6 дюймах от вашей головы. В ожидании утра мы делились блестящими мыслями, которым не суждено было стать действительностью, смеялись, хихикали, жаловались то на жару, то на холод и за всю ночь так и не сомкнули глаз.
Наконец забрезжил день, который по праву останется в летописях парусного спорта. Боже! Никогда мне не забыть его, этот день, хотя он покрыт таинственной завесой: в вахтенном журнале можно обнаружить лишь такие загадочные строки: "Открыли навигацию на Темзе… Снова попытались выйти в Нор, но при этом попали в такой переплет, что воспоминание об этом не рассеется и до следующего года". Однако в виде покаяния за непростительную неосмотрительность признаюсь в некоторых грехах.
Умывшись и одевшись ранним июньским утром, овеваемые славным свежим западным ветром, в 5 часов мы выбрали якорь. Едва мы сделали это и поставили кливер, как сразу навалились на яхту тонн в десять. На палубу ее выбежали два заспанных верзилы в ночных рубахах. Полуголые, стуча зубами от холода, они работали, как на пожаре, и вскоре избавились от нашего навязчивого общества. "Благословив" нас вслед, они поспешно устремились в свою каюту, где наверняка выпили заслуженный стакан бренди за наше здоровье и успехи. Должен признаться, что, расстроенные не предусмотренным программой дня навалом на якорную цепь чужого судна, мы ничего сами не предприняли, чтобы освободиться от пут и даже не поблагодарили джентльменов, давно, верно, спавших сном праведных.
Я полагаю, что, покаявшись в грехе, следует, по возможности, найти оправдание проступку, в котором вы повинились.
И вот какое оправдание я себе нашел. Дело в том, что после длительного размышления я решил отвернуть нос своей яхты к северу, но тут на борту соседней яхты заметил шикарного господина с золотым галуном на фуражке и множеством золоченых пуговиц на тужурке. По наивности я предположил, что он что-то соображает, и с робостью обратился к нему за советом, коим и воспользовался, к нашему горю и досаде. С той поры я успел повзрослеть и узнал кое-какие секреты, которыми намерен поделиться с наивными новичками. Так вот, если вы услышите какого-нибудь франта, разглагольствующего, да еще громко, что сразу не определить, сколькими яхтами он владеет, можете быть уверены: единственная его связь с судовладением — это какой-нибудь его приятель или знакомый, действительно владеющий или владевший судном. Поэтому не вздумайте спрашивать названия его яхты. И когда вы встретитесь с раззолоченным щеголем-яхтсменом, не досаждайте ему вопросами в присутствии посторонних, если не хотите нажить себе врага, а доверьтесь лучше "Руководству для моряка".
Плавание по Хоупу под всеми парусами солнечным летним утром произвело на нас столь восхитительное впечатление, что уверенность в себе вернулась к нам раньше, чем мы могли бы на это рассчитывать, хотя мы сразу и не догадались возложить собственную вину на встретившегося нам олуха в галунах и золоченых пуговицах. Вкусный завтрак привел нас в превосходное расположение духа, и каждый порыв свежего ветра мы встречали веселым хохотом.
Все шло гладко, пока мы не спустились примерно на милю ниже Нора. Но тут выяснилось, что пора поворачивать назад. Приведя судно к ветру, мы поняли, что необходимо взять риф, и тотчас перестали замечать красоту природы; настроение испортилось, захотелось домой, хотя мы в этом и не признавались."