Понедельник 30 июля начался премиленькой сценкой. Матросы мои затеяли отчаянную перебранку, обвиняя друг друга в отлынивании от работы. "Давайте, давайте, ребятки, — подумал я про себя. — Наконец-то вы взялись за ум". День выдался солнечный, и я распорядился покрасить корпус чернью, чтобы яхта была "как игрушка". На берегу стояла адская жара. Торговцы спали в лавках и у лотков; на улицах не было ни души, из сточных канав несло "французским духом"; деловая жизнь, казалось, замерла совершенно. Прежде чем начать покраску, я сошел на берег — нужно было уладить кое-какие дела, узнать, сколько стоит билет до Лондона, а заодно и то, что пароход на Лондон отходит завтра в 22 часа.
Вечером после трапезы я отправился в носовой кубрик, чтобы предложить его обитателям настроиться на "чемоданный лад". Возможно, предложение прозвучало резко, но я уже предупреждал своих матросов, что в любую минуту они могут собирать свое барахло и идти на все четыре стороны.
Прежде всего, я уведомил членов экипажа, что в Шербуре вынужден был отказаться от перехода в Дартмут по причине недостойного их поведения, и прибавил: "Помню, в первый же день плавания вы заявили, что терпеть не можете моря. Вы также не раз говаривали, что желали бы как можно раньше оказаться в кругу семьи. Так вот, вам предоставляется возможность попасть домой пароходом, который уходит отсюда завтра; рекомендую воспользоваться ею".
Матросы мои, естественно, удивились, выразили недовольство тем, что их высаживают в иностранном порту.
— Что же, как вам будет угодно, — ответил я. — За вами неделя работы. Предполагавшееся плавание отменено по вашей вине. Если вы не согласны с моим предложением, то независимо от погоды, пусть придется взять хоть четыре рифа, я намерен завтра выйти в море и ради собственного удовольствия дойти до мыса Лендс-Энд. Вы можете или отработать положенный срок и высадиться в английском порту или же плыть пароходом до Саутгемптона. Предоставляю вам возможность самим сделать выбор.
Спустя несколько минут мои матросы заявили, что возвращаются пароходом. Узнав, что в течение недели я вставал с постели раньше их и работал сам, мои матросы сообразили: это может повториться, они останутся у меня снова в долгу и им придется целую неделю работать больше, чем может выдержать их хрупкое здоровье. Потом возник денежный вопрос, каковой после неприятного разговора был улажен, к моему удовлетворению. Позднее один из матросов явился ко мне на корму и сообщил, что, дескать, оба они не имеют никаких претензий и согласны завтра произвести на судне генеральную уборку, навести порядок под полубаком и сделать все, что я пожелаю.
31 июля. Чувствовал недомогание, что отнес отчасти за счет жаркой погоды и зловония окраинных улочек Шербура, где я побывал накануне. Известно, что во французских городах бедняки — обитатели мансард выливают помои по водосточным трубам в канавы. При этом вода в них настолько теряет свои свойства, что нашим химиками при анализе пробы пришлось бы изменить порядок проведения работы и начать с определения количества "чистой воды". Принявшись за лечение, я испробовал поочередно раствор сернистой кислоты, настойку опия, жженую магнезию. Причем первое — мое излюбленное и, полагаю, вполне безвредное лекарство, но потом без консультации врача я счел более разумным прибегнуть к шампанскому, которое оказалось лучшим укрепляющим средством, поддержавшим меня в многотрудный день.
Я распорядился вставить в фонари новые фитили, пропитанные скипидаром, и заправить свежим маслом; велел поставить стеньгу, приготовить дополнительный такелаж: одну снасть длиной 9 метров с запасными блоками от трисель-шкота — для растягивания по палубе грота-шкота, другие — для иных целей. Кроме того, были приготовлены стропы разного размера и для различных нужд: короткие концы из отбеленного линя с огоном для уборки парусов и др. Вряд ли экипаж имел представление о моих намерениях: матросы мои принадлежали к разряду людей, которые полагают, что если они покидают судно, то на нем не останется никого. К тому же я старался даже не намекать о своих планах. Во-первых, может случиться, что мне не удастся выйти в море, а ложное сообщение заставит моих друзей в Англии волноваться напрасно. Во-вторых, из опасения задержать выход в море я стал бы торопиться и мог принять какие-то решения вопреки здравому смыслу. Для человека, который страшится неудачи, заранее открыть свои карты — все равно, что сжечь за собой корабли.