"Письмо это было предвестником важных событий в моей жизни, о которых я понятия не имел, когда сунул его в карман, неторопливо шествуя в клуб, как делал это каждый вечер. На Пэл-Мэл мне не встречались знакомые с утонченными манерами, бывало, с достоинством и изяществом приветствовавшие меня. Лишь задержавшиеся в парке гуляющие везли детскую коляску, за которой тащились запыленные дети; какие-то провинциалы при тусклом свете угасающего дня вглядывались в свои путеводители, пытаясь установить, что за внушительные строения окружают их. Затем встретился полисмен и извозчик с повозкой. Разумеется, и клуб, в который я пришел, был непривычным (оба клуба, обычно посещаемые мной, были закрыты: это совпадение лишь подчеркивало, что провидению угодно было причинить мне как можно больше неприятностей). Клуб, который готов в таких случаях к вашим услугам, всегда раздражает неуютностью. Немногочисленные его посетители кажутся нелепыми и странно одетыми, и вы недоумеваете, каким образом они здесь очутились. Еженедельник, который вам нужен, тут не выписывают, обед отвратителен, вместо вентиляции — жалкое ее подобие. Именно так было в тот вечер.
Однако я с изумлением обнаружил, что начинаю приходить в хорошее расположение духа, хотя никаких причин на то вроде бы и не было. Не письмо же Дэвиса было такой причиной! Плавание по Балтике в конце сентября! При одной мысли об этом меня пробирала дрожь. Совсем иное дело — Каус с его изысканным обществом и отличными гостиницами. Плавание на паровой яхте в августе где-нибудь у берегов Франции или Шотландии — вещь недурная, но о какой яхте говорится в письме? Должно быть, она достаточно велика, если Дэвис забрался так далеко, но, насколько я помню, у Дэвиса никогда не хватило бы денег на такое роскошество. Дымя сигарой среди безвкусного великолепия курительной комнаты, я вновь и вновь возвращался в мыслях к предложению Дэвиса. Может быть, в нем что-то есть? У меня-то во всяком случае нет иного выбора. К тому же похоронить себя в водных пустынях Балтики в эту осеннюю пору… — тут есть некая трагическая отрешенность от благ земных…
Я снова извлек письмо и пробежал взглядом по энергичным, сжатым строкам, нарочито стараясь не замечать, сколько свежего воздуха, веселья и доброго товарищества ворвалось вместе с этим жалким клочком бумаги в душное прокуренное помещение. Перечитал листок, и меня охватило недоброе предчувствие. Я наткнулся на слова: "первоклассный пейзаж". Ну а как насчет сентябрьских штормов и октябрьских туманов? Каждый яхтсмен, если он в здравом уме, в эту пору увольняет свою команду. "Будет охота на уток…" — звучит как-то неопределенно. "Если же станет слишком холодно…" Гм, холод и плавание на яхте — можно ли вообразить более чудовищную комбинацию? Приятели оставили его. Почему же? Ах, "не того сорта народ, чтобы плавать на яхте"! Что же касается размера судна, удобств, численности экипажа, — обо всем этом благодушно умалчивается. Столько неизвестных величин, что можно с ума сойти. И причем тут, господи боже ты мой, "призматический компас"?"
Разумеется, Каррутерс отправляется в Фленсбург и там постепенно начинает превращаться в яхтсмена. Он с удивлением обнаруживает, что жизнь на воде, хотя и трудна, весьма приятна, что видно из таких его слов:
"Представшая моим глазам картина была особенно чарующа оттого, что я наблюдал ее не в качестве укачавшегося пассажира "отличной паровой яхты" или даже "могучей современной шхуны", как рекламируют свой товар агенты-фрахтовщики яхт. Я находился на палубе жалкого суденышка, которое, несмотря на сомнительную прочность и наводящую тоску непритязательность, храбро шло к этому фиорду и не раз встречало на своем пути трудности и опасности. И привел это суденышко руководимый неизвестно какой причиной единственный член экипажа, который говорил о своем полном приключений переходе небрежно, словно речь шла о затянувшейся на целый день прогулке в Саутгемптон."
Однако дружеские отношения между членами экипажа развиваются не слишком быстро. Что-то все время стоит между ними. Рассказать, что же это такое и как была преодолена эта преграда — значило бы не только помешать читателю насладиться книгой. Это было бы непростительной дерзостью с моей стороны. Однако позвольте мне закончить свою мысль, познакомив вас с одним из лучших отрывков из книги Чайлдерса. В описываемое время он идет следом за другой яхтой, под названием "Медуза", теряет ее из виду, и ветер выбрасывает ее на берег. Рассказчиком здесь является Дэвис, а слушателем — Каррутерс.