Ласковыми «соловьиными трелями» встретил он Маза ровича и Грибоедова, когда они, три месяца назад, прибыли в Тегеран в Шемс-аль-Эмарэ (Шемс-аль-Эмарэ — «солнце дворцов») к шах-ин-шаху.
«Любезнейшие господа, быть мне вашей жертвой, — залебезил он при первой встрече. — Может быть, вам и не очень приятно, но солнцеликий теперь занят, и поручил мне иметь с вами беседы...»
Глава посольства — Симон Мазарович не менее слащаво выразил свое удовлетворение от знакомства с Садр-азамом. Но когда они с Грибоедовым после длительной беседы вернулись в отведенную им комнату и принялись выяснять — что им принесла первая встреча, то разочаровались. Кроме голых слов и заверений в активе ничего не было. Грибое дов предложил в дальнейшем вести разговор сугубо деловой и конкретный. Но прошло недели две, прежде чем удалось встретиться с министром двора еще раз.
Когда сели на пышный ковер и выпили по чашечке кофе, Мазарович высказал конкретные требования относительно новой границы и военнопленных.
«Как! — воскликнул изумленно Шефи.— Но нам известно, что русский государь благосклонно настроен к пери сам! Мы надеемся, что он вернет наши земли. Его свет лость шах-ин-шах собирается послать своих людей к ак-паше...»
Речи Садр-азама звучали то просьбой, то притязанием, и русские посланники старались не вступать с ним в слово прения. Руководствовались наставлением Ермолова: ни в коем случае не идти на уступки. Ссылаясь на то, что они выполняют волю главнокомандующего, Мазарович и Три боедов вынуждали министра двора говорить бог знает о чем, только не о существе вопроса. Шефи расхваливал мудрость русского государя, красоту царских нарядов и богат ства Петербургского дворца. И недоумевал, для чего нужны русскому императору, владеющему столь обширными тер риториями, захолустные прикаспийские ханства. Это же так просто — вернуть их назад...
«А не кажется ли вам, Садр-азам, — говорил с усмешкой Грибоедов, — что куда проще взять карту, нанести новую русско-персидскую границу и скрепить ее государственными печатями?»
«Это сложнее, — отвечал, не моргнув глазом, Шефи. — Это гораздо сложнее, ибо шах так занят, что у него не остается времени даже на сон...»
Так манежил русских Шефи, а вчера вовсе не принял их. Грибоедов с иронической усмешкой вспоминал о нем.
Монкейт перед сном курил трубку. Он слышал, как на взгорок к дворцу прискакал отряд. И снова наступила тишина. Однако вскоре донеслись голоса:
— Мне капитана Монкейта...
— Сэр, вам придется подождать до утра. Капитан не предупреждал, что его можно тревожить ночью...
— Хелло, кто там?! — крикнул Монкейт. — Кого еще принесло так поздно? Пропустите, Джон...
Капитан встал с постели, зажег лампадку. Поднялись Гордон и Монтис. Полог откинул человек в черном длинном плаще. Войдя, он снял круглую черную шляпу и все узнали его:
— Франциск! — недоуменно воскликнул Монкейт. — Вот это новость! Откуда так поздно?
Офицеры поздоровались за руку с приезжим, помогли ему раздеться. Предложили поужинать. Франциск охотно согласился. Торопливо выпивая полуостывший кофе, он говорил:
— Около тридцати тысяч пополнения...
— Это старо... Уже давно известно, — холодно принял к сведению Монкейт.
Франциск удивленно взглянул на капитана.
— А то, что хана Шекинского отравили, тоже известно?
— Отравили? — Монкейт вздрогнул от неожиданности. — Это ново... Рассказывай, Франциск...
Коротко лазутчик рассказал о случившемся.
— Спасибо, сэр, — серьезно сказал Монкейт.— Ты делаешь карьеру, Я сообщу о твоих стараниях консулу...
— Есть еще одна новость, — сказал польщенный Франциск.
— Какая? — Монкейт улыбнулся.
— Два русских корабля пересекли Каспий. Отправляется русский посланник в Хиву...
Монкейт затаил дыхание. Франциск стал подробно рассказывать о том, что сообщили ему из Баку свои люди...
Заунывные голоса муэдзинов, ревностно исполнявших призыв к молитве, заставили встать с постели Фетх-Али-шаха раньше обычного. Сгорбленный, с черной длинной бородой, в шелковом халате, он недовольно подошел к узкому решетчатому окошку. Сквозь тонкое бледно-голубое стекло увидел рассвет. Солнце еще не выплыло из-за гор, но был уже хорошо виден Султаниэ: прямые и круглые, как гигантские свечи, минареты, купола мечетей и каменные дома. Угрюмый и раздраженный шах вышел в коридор со множеством дверей в комнаты наложниц. Он спросил, хорошо ли спали его жены, и спустился на айван. Дворецкий со свитой и подоспевшими Шефи, Аллаяр-ханом встретили солнцеликого молчаливым поклоном. В галерее, застланной коврами, шах свершил намаз. И тотчас велел собраться в аудиенц-зале.