— Не знать бы нам таких жестоких пыток. Вели нас по пескам, мы падали в песок, — опять принялся капитан переводить слова песни...
— И чего только Алексей Петрович смотрит? — подал голос Муратов. — Привел бы свои полки сюда, навел бы порядки, как на Кавказе.
Капитан на мгновение представил кавказские горы, дороги под самыми облаками, леса, пропасти и колонны русских солдат, идущих через дымящиеся селения. Чеченки с растрепанными косами, с младенцами на руках, повешенные на оглоблях арб непокорные горцы — всё это пронеслось перед глазами и вызвало ответную неприязнь.
— Жестокостью порядков не наведешь, — убежденно произнес Николай Николаевич, — Мир и согласие — вот к чему надо стремиться...
Опять над крепостью разнеслась заунывная, полная отчаяния, туркменская песня. Муравьев вздохнул и стал раскуривать трубку...
Ночью он несколько раз просыпался от таинственных шорохов. По двору кто-то ходил, останавливаясь поодаль от тахты. Собака возле ног лежала смирно. Видимо, бродил по двору сам Атчапар: старость не давала ему покоя. Уснул Муравьев перед рассветом и проснулся поздно: солнце уже висело над стенами крепости...
В полдень приехал Ходжа-Мехрем. С ним — Еш-Назар, шейх-уль-ислам Кутбэддин и ханский вельможа в длинном шелковом халате и тюрбане. Муравеьв сидел на тахте, когда они вошли во двор, и ханский сановник, произнеся: «ас-саламалейкум», бесцеремонно сказал:
— Хей, урус, скажи-ка нам, зачем ты приехал? Если есть письмо ак-паши, то передай его мне — я отвезу хану.
Муравьев не ожидал столь фамильярного обращения. Он вздрогнул, посуровел от этих слов. Не сразу нашелся, что ответить. На лице капитана появилась усмешка, превосходство и, наконец, пренебрежение.
— Должен заметить, — произнес он холодно, — вы не очень научены учтивости. Назовитесь — кто вы и зачем сюда пожаловали?
Ханский сановник тоже не ожидал столь дерзкого ответа. Двинув удивленно бровью, он улыбнулся, сказал тише прежнего:
— Пусть простит меня гость... Спрашивая, зачем русские приехали в Хиву, я выполняю волю моего повелителя. Солнце Мухаммед-Рахим-хан также велел мне взять у тебя письмо от твоего государя и передать ему...
«Может, довериться?» — мелькнула у капитана мысль. Но тотчас он поборол мгновенную слабость, гордо произнес:
— Я имею поручение встретиться с ханом Хивы с глазу на глаз. Я ему скажу, зачем сюда приехал, но не вам...
Ханский вельможа потоптался на месте. По его лицу пробежала жалкая улыбка. Еш-Назар, напротив, пренебрежительно оглядел Муравьева, сказал с упреком:
— Зря боишься, посол...
Шейх-уль-ислам слащаво улыбнулся, заглянул капитану, в глаза:
— Я — шейх Кутбэддин — глава правоверных мусульман Хивы — обещаю тебе хорошее обхождение и ласку хана, если отдашь письмо...
— Простите, шейх, — чуть Строже ответил Муравьев. — Я уже сказал вам, что обязан встретиться лично с ханом и требую аудиенции.
После этих слов ханский сановник запахнул полы халата и направился к воротам. Шейх-уль-ислам и Еш-Назар последовали за ним.
Хозяин крепости, Ходжа-Мехрем, пока шел разговор с урусом, осматривал свои владения. Он не зашел в дом. Уезжая опять в Хиву, остановился у ворот и подозвал Атчапара:
— Посади урусов в сарай, отец... Чай не давай, воду— один раз в день. Такова воля повелителя...
Старик склонился перед сыном. Ходжа-Мехрем повернул коня и уехал.
Вечером русских переселили в сарай и привязали возле двери собаку...
ЗНАТНЫЙ ГОСТЬ
Той заканчивался. Уже не состязались пальваны и конники, не стреляли из луков лучники. Опустели котлы, поставленные вдоль длинного окопа, на краю кочевья. Когда-то из этого окопа гасанкулийцы отбивались от врагов, наседавших на кибитки. Теперь они в эту траншею свалили бараньи кишки, и стаи собак дрались в ней. На месте, где резали овец, кровяные пятна обложили охапками верблюжьей колючки, зажгли костры, «иначе прилетят джины на пир, будут вылизывать кровь и могут у кого-нибудь поселиться в кибитках».