— Кузя… — позвала я сначала тихо, потом чуть громче, а потом поцеловала его.
— А я уж думал, не додумаешься, — скривил он губы, продолжая лежать с закрытыми глазами.
Зато вытянул руку из-под головы, чтобы притянуть меня к себе… Что, снова? Типа ты все заспал и не помнишь, что у нас это уже было сегодня ночью? Или тебе лень снимать постельное белье, и поэтому ты решил сделать так, чтобы резинка простыни сама соскочила с матраса, или…
— Даша, ты можешь не смотреть на меня так осуждающе, будто это нужно только мне?
Я не смотрела, я щупала — его, но нужно это было не только ему. Только…
— Ты колючий…
— Я знаю, — он ткнулся губами мне в ладонь, которой я пыталась отвести его лицо от своего лица. — Я могу не целовать…
И спустился к груди, но я снова схватила его за колючие щеки…
— Тут тоже больно…
Теперь я поймала его на животе.
— Да иди ты… побрейся! — уже в голос хохотала я, потому что этот засранец вспомнил, что кроме иглоукалывания, я боюсь еще и щекотки…
Я крутилась и не могла выкрутиться из его рук — люди, не боящиеся щекотки, никогда не поймут, как это ужасно, и я со всей дури заехала ему пяткой в нос, или в зубы, или в глаз… Главное, что мне перестало быть до колик больно.
— Даш, ты это, смотри, что делаешь…
Он потирал лицо.
— Кузь, это не смешно… — я села и обхватила себя руками. — Не щекоти меня никогда…
Зачем я произнесла это дурацкое слово «никогда»? Никогда принадлежит вечности, а у нас минус один день, четыре в запасе и даже если мы израсходуем все четыре пачки, это ничего не поменяет в природе наших отношений: отпуск вместе, жизнь — порознь.
— Хорошо, не буду, — ответил Кузьма и остался приминать коленями матрас.
— Спасибо, — ответила я, чувствуя себя под его каким-то странно оценивающим взглядом не просто неловко, а прямо-таки жутко.
Хотелось спросить, чего ты? Но я точно язык проглотила. Снова думала про оставшиеся дни. Сейчас как спросит снова, что мы будем делать? А я не знаю, что мы будем делать со всем этим… Что буду делать я, когда мы распрощаемся с ним в зале прилета. А так ведь и будет.
— Даш, а ты серьезно, что ли, боишься щекотки?
Хорошо, что он задал вопрос пулеметной очередью, а то бы я навоображала себе бог знает чего, сделай он после моего имени паузу, даже секундную.
— Боюсь. А что, похоже, что я придуриваюсь? — добавила я уже с обидой. И даже не за недоверие к моим слабостям, а за то, что минуты бегут и их не остановить.
— А кто тебя знает… — пожал он плечами как-то совсем по-детски.
— Иди брейся, если хочешь… — я не договорила. Ком встал в горле, или так проявилось нежелание называть жопу жопой.
У нас просто секс. Ничего не значащий. Для него. Но какого фига он тогда обнимает меня во сне? И теперь, если я даже и найду кого-то для секса, то никто меня вот так не обнимет ночью. Да, блин, Дашка, так же спать совершенно неудобно?! Нет, так спать приятно… Пусть и неудобно.
— Не хочу…
Я смотрела ему в глаза и не дышала. Не хочешь? Минус одна возможность почувствовать себя тебе нужной. Хотя бы для этого… Я ведь чему-то научилась, да? Я ведь не бревно? Тебе со мной хорошо?
Я смотрела и чувствовала, что разревусь — вот прямо сейчас. Не хочет…
— … бриться. Ты не представляешь, какая эта экзекуция…
Я почти выдохнула. Нет, нет, он раздерет мне все лицо, если я соглашусь на него небритого.
— Тогда пошли завтракать, — прикусила я губу, чувствуя на ресницах предательские слезы. А я трезвая, это не от вина. Это…
— Как насчет завтрака в постели? — усмехнулся Кузьма. — Закрой глаза.
С большой радостью — так легче держать слезы внутри себя.
— И долго мне так сидеть? — спросила я с вымученной улыбкой, хотя для себя уже решила просидеть так до окончательной победы над слезами. Ведь не объяснишь, отчего плачу. Он меня больше не щекочет. Или?
— Кузя…
— Я не собираюсь тебя щекотать…
— Но это щекотно…
Ну что за фигня — наждачкой по позвоночнику тоже не фонтан!
— Да что ты за неженка такая?!
Он стиснул руки у меня на животе и нагло вжался подбородком в плечо. Я сидела по-прежнему с закрытыми глазами, хотя плакать расхотелось — было щекотно, но пока не до слез. И команда — открой глаза! — до сих пор не прозвучала. Похоже, Кузьма благополучно забыл, что велел мне зажмуриться.
Я схватила его за руку и подняла ее вверх, пытаясь нащупать его запястьем его же щеку…
— Почувствовал разницу? — спросила я, ткнув его второй рукой в мою щеку…