— Даш, уже можно сбавить скорость!
Это Кузьма крикнул мне, когда я спрыгнула с последней ступеньки на асфальтовую одноколейку, но меня несло вперед уже просто по инерции. Кузьму я только слышала, он специально плелся следом, чтобы я его не видела. Перед глазами дрожал дорожный знак с ограничением скорости в сорок километров. Я, дай Бог, бежала сейчас четыре… Просто шла пешком, не в силах ни выдохнуть, ни заговорить. Так в последний раз я чувствовала себя на школьном кроссе — надо добраться до финиша, другого не дано…
Сорок километров, блин… И губы у меня сами собой расползлись в улыбке. Здоровый смех — пусть и внутренний — тоже прекрасный допинг. Но я, кажется, притормозилась, или это Кузьма побежал наконец быстрее и поймал мою улыбку, а потом и руки, и ноги, и я снова оказалась в воздухе — воздухе, нагретом солнцем и нашими плавящимися телами.
— А теперь говори мне спасибо. Живо! — прошептал он то ли шепотом, то ли севшим от бега голосом.
— За что? — еле выдохнула я саднящим горлом.
— За то, что я вытащил тебя из болота, царевна-лягушка. Ну, говори! Я жду!
— За что? — повторила я, не в силах смотреть ему в глаза. Слишком яркие. Ярче, чем само солнце.
— Ты сделала то, что никогда бы не сделала без меня. Ты сделала то, что никогда бы даже не рискнула сделать моя сестра. Ты просто гигант, — и он поднял меня еще выше, и я с испугом ухватилась за его мокрые плечи.
Кузьма запрокинул голову, чтобы видеть мои глаза, и угодил подбородком мне в пупок, обнаженный и мокрый.
— Так я услышу наконец спасибо?
Он улыбался, и я улыбнулась тоже, сильнее вжимая пальцы ему в плечи, а пупок — в собственный позвоночник.
— Спасибо, — мои губы растянулись в неконтролируемую чеширскую улыбку.
Он покачал головой.
— Ну разве так взрослые девочки говорят спасибо?
Я не успела даже задуматься над ответом, как снова оказалась на земле. Только ногами, а руками я все еще висела на его плечах. Мокрые футболки приклеились друг к другу, как и взгляды — такие же влажные.
— Тогда я первым скажу тебе спасибо за то, что ты побежала со мной…
Возможно, он даже не договорил этой фразы — и поставил точку на моих губах, а потом передумал и превратил ее в многоточие. Поцелуй был горьким от блестевших над верхней губой капелек пота, но Кузьма не спешил отпускать мою нижнюю губу, как и я — его плеч.
Если бы кто-то, сжалившись над нами, полил сейчас наши головы водой, то все равно бы не разлил нас. Руки Кузьмы скользнули мне под задравшуюся футболку, и спина высыхала под его пальцами, точно ее гладили полотенцем, которое дожидалось нас в тени римского фонтана. Но до него надо было еще бежать, идти, ползти… Если только ползти, потому что я не чувствовала ни ног… Ни рук — те слились воедино с плечами Кузьмы… Его руки тоже были единым целым с моей спиной, пока не наткнулись на застежку бюстгальтера…
— Извини… — разорвал наш бесконечный поцелуй Кузьма, когда застежка разошлась в стороны. — Повернись, я застегну…
Я повернулась, но голова продолжала кружиться, точно я только-только спрыгнула с грации.
— Держи воду…
Кузьма достал на этот раз вторую бутылку. Пока еще полную. Но я думала, что никогда от нее не оторвусь. Даже если Кузьма скажет, что умирает от жажды. Пусть лучше умрет, чтобы мне не краснеть за содеянное… Я даже не пыталась его оттолкнуть. Мне этого не хотелось делать.
— Пей еще, если хочешь, — сказал Кузьма, когда я наконец протянула ему бутылку.
Дрожащей рукой. Да, мои руки дрожали, как и ноги, как и голос — внутренний, и я не стала его проверять и просто отрицательно замотала головой. И лицо Кузьмы расплылось перед моими глазами или наоборот задвигалось и побежало куда-то, как в «движущихся картинках».
— Как же болят ноги, — простонала я в оправдание, когда схватилась за коленки, чтобы унять предательскую дрожь.
— То ли еще будет, ой-ё-ёй, — пропел он нахально и вдруг прекратил улыбаться.
Я выпрямилась, расправила плечи, вздернула нос.
— Даш… — он хотел прикусить язык. Во всяком случае, я видела, как кончик языка мелькнул между блестящими зубами Кузьмы. — Спасибо за поцелуй…
Он не смог его прикусить, а лучше бы сделал это… со своим языком, как только что делал это с моим. Я же свой проглотила и просто кивнула, а потом, отвернувшись, брякнула: