***
Атмосфера в лагере хиппи была более, чем дружественная. На меня уже никто не обращал внимания. Кроме неё. Куда бы я ни шёл – я чувствовал на себе изучающий взгляд её зелёных глаз. Мы словно поменялись местами. Я с особым усердием занимался розжигом костра и помогал с установкой котелка для варки ухи, почти не участвуя во всеобщих песнопениях и не балагурил ни с кем. Но я продолжал сгорать от любопытства и украдкой ловить её взгляд, стараясь отводить глаза сразу. Я каждый раз ругал себя за эту глупость. Когда мы наконец расселись вокруг костра поужинать, то я увидел, как она примостилась на колени к своему «предводителю» по кличке Гром. Я боялся сам себе признаться в том, что меня крайне разозлило увиденное. Ну, сами посудите, я не знал её имени, но уже начинал её ревновать. Во дурак! Я опустил глаза в стаканчик с дымящимся супом и понял, что у меня пропал аппетит. Я сразу почувствовал себя не уютно.
– Хорошо сегодня ушли, с ветерком! – послышался мужской довольный голос.
– Угу… – протянул Гром, чавкая. – Надо бы мне поменять кличку на «неуловимый».
После того, как все радостно заулюлюкали, неуловимый бородач перевёл взгляд на меня и спросил:
– А тебя как звать, чернявый?
– Николай. – ответил я, не поднимая глаз.
– А погоняло[26] у тебя какое? – всё не унимался тот, у которого сидела на коленях она.
– У меня его нет. – слукавил я. Нутром я чувствовал, что в этой компании лучше «не светиться».
– О как, а по тебе и не скажешь. – в его голосе чувствовалась лёгкая издёвка. – Николай, как тебе уха? Ты не проголодался?
Я выпил залпом содержимое бумажного стакана и смяв его, кинул в костёр. Стаканчик сразу вспыхнул, словно в нём был не суп, а керосин.
– Суп с дымком, как я люблю. – я посмотрел на бородача, вытерев губы рукавом своей кожанки. Он тут же зырканул на мой локоть, на котором красовалась нашивка, которой сегодня я расчищал себе путь. Я не удержался и перевёл взгляд на неё. В свете костра она выглядела настороженной и умиротворённой одновременно. Мягкие танцующие блики придавали её облику необычайного очарования. Она смотрела на меня не моргая, словно пытаясь о чём-то сказать своим пронзительным взглядом. С каждой секундой я чувствовал, как тону в её бездонных глазах, как несмышлёный котёнок в колодце. Бородач проследил за её взглядом и тут же шепнул ей что-то на ухо, после чего прыснул со смеху. «Над своей неуместной шутейкой?» Она лишь безразлично обронила взгляд в костёр. На лице её не дрогнул ни один мускул.
– А ты это… тоже хиппуешь? – хриплым басом поинтересовался у меня рядом сидящий мужик.
– Нет. – быстро ответил я. – Я привык возвращаться домой. Да и мне по душе рокерская тусовка.
– Все рокеры, начиная с 60-х, были хиппи. – вдруг вмешался олдовый бородач, не глядя на меня. – Хиппуют сейчас почти все поголовно, кроме ментов, жирных комсомольцев, да буржуев! – И он был прав.
После произнесённых слов все охотно закивали, радушно соглашаясь со своим «предводителем» и поднимая вверх стаканчики с ухой, словно услышав мудрый тост. Воспользовавшись всеобщим ликованием, я стрельнул папироску у рядом сидящей пары и поспешил отойти от общего костра. Это был первый раз в моей жизни, когда я ушёл от конфликта первым. В тот момент мою спину будто обожгло пронизывающим взглядом. Но я не мог понять, кому он принадлежит – ей или ему? Я ощущал себя трусом, хотя здравый смысл мне подсказывал, что в моём поступке кроется благородство.
***
Чем дальше я уходил от лагеря хиппи и от общего костра, тем сильнее меня тянуло сбежать. Но мысли об этой девушке удерживали меня, словно кованый якорь удерживает на месте целый корабль. И хотелось уйти, но это было не в моих силах. Как оказалось потом, – не зря.
Я шагал вперёд с дымящейся сигаретой в зубах, с опущенной головой, погружённый в тяжёлые мысли. Позади себя я слышал отголоски песен и гогота хиппарей, которые «приютили» меня на одну ночь. «