И снова Платонов привлек к себе:
— От таких друзей, как Петровский, побереги меня бог, а от врагов как-нибудь сам избавлюсь. О последней поездке в Москву вам рассказывал? Добавлю: Крупенин — вот кого развенчать — значит, сделать доброе дело! Вы меня поняли, Виктор Николаевич?!
Полусерьезно, полушутливо Ершов спросил:
— Засучить рукава? Поддержать вас, ученых, силой печатного слова! А как посмотрит на это Дмитрий Александрович? — повернулся Ершов к Кореневу.
— Крупенина я не знаю. Может, Кузьма Петрович и прав. Может, надо писать о таких, критиковать их недостатки…
— И о вашей стройке надо писать! — вставил Платонов.
— Надо, — согласился Коренев. — Но с каких позиций? В одном абсолютно уверен: сами строители — люди чудесные. Их у нас тысячи! Если хотите, лично я слуга этим людям.
— О вас, о людях, я ничего не скажу плохого, дорогой Дмитрий Александрович, — продолжал с тем же накалом Платонов. — А вот услуги Крупенина обходятся его величеству рабочему классу не в копеечку — в миллионы! Чему равна проектная стоимость завода?
— Почти ста шестидесяти миллионам, — ответил Коренев.
— Во! Слыхали, Виктор Николаевич?! Непредусмотренных затрат уже сейчас больше, чем на три миллиона. И поверьте мне, старому чудаку, пока строят, еще сверх плана вколотят пятнадцать. А потом доводки, доделки. Знаем мы эти вещи. — Платонов приложил руку к сердцу, закрыл глаза, перевел дыхание. — Простите, не могу не волноваться!
Ершов как раз думал: сказать, не сказать о своем разговоре с представителем центропрессы, решил — пока следует воздержаться.
Платонов поднял голову, откинулся на спинку кресла, заговорил совсем спокойно:
— Ломаем копья, портим друг другу кровь, а жизнь неумолима в своем развитии. Сегодня нам говорят, что корду нужен Байнур, а завтра усовершенствуется технология производства и окажется, что можно вполне обойтись другой водой. Но завод-то не перетащишь — это не спичечный коробок. На Березовском ЛПК строится цех кордной целлюлозы мощностью в двести тысяч тонн, Еловский должен давать тоже двести. А потребность нашей промышленности — сто. Поверьте, и химия не топчется на месте. Сегодня корд получают из клетчатки, а завтра получат из нефтепродуктов, и качество будет выше…
Катюша потребовала гостей к столу.
Выпили по бокалу шампанского и по чашке черного кофе.
Возвратился в гостиницу Коренев вечером. Решил позвонить сразу Тане. Еловск дали поздно. В трубке трещало, шипело. Светлана путанно, непонятно что-то пыталась ему объяснить.
— Как заболела?! — кричал Коренев в трубку. — Простыла, что ли? Да не тяните, пожалуйста, что там стряслось?!
Связь, как на грех, работала отвратительно. Хуже того — совсем прервалась.
27
Юрка принес Таню в санпункт, когда она была почти без сознания. Дыхание Тани было хриплым, в глазах страдание. Поддерживая за плечи и ощущая содрогание ее тела, он опустил Таню на больничный топчан, обитый клеенкой, отошел в сторону, пропуская вперед врача. Руки Юрки были в липком и теплом, в голове творилось невероятное. Хотелось куда-то бежать, кричать, звать на помощь, но он не в силах был тронуться с места.
Дежурные врач и сестра, не вдаваясь в расспросы, снимали с Тани одежду. Переговаривались так тихо, что сквозь шум в ушах доносились всего отдельные фразы, слова. Кто-то положил на плечо Юрке руку. Он вздрогнул, как от электрического удара, и обернулся. Вторая сестра, подталкивая его в спину, направляла на выход, в приемную. Он вышел, прижался спиной к стене, закрыл глаза и откинул голову так, что почувствовал затылком холодную штукатурку.
Он слышал за тонкой филенчатой дверью стон, звон металлической и стеклянной посуды, медицинских инструментов и только теперь ощутил, как мелко трясутся руки и ноги. Он подошел к столу, не найдя стакана, хватил несколько глотков холодной, как лед, воды, прямо из горлышка. На графине остались следы его рук. Он выдавил из пачки сигарету, сунул в рот, не переводя дыхания, сделал несколько глубоких затяжек.
— Подложите под голову, — донеслось до него. — Достаньте лед…
И снова ничего не понять.
Он докурил одну сигарету и раскурил вторую, когда из комнаты, где находилась Таня, вышла сестра. Не обращая внимания на Юрку, она прошла к телефону, настойчиво потребовала:
— Сима! Это Людмила Ивановна. Соедини меня срочно с баданской больницей… Проследи только… Очень нужен хирург…