— Спасибо. Не пью.
— Конечно. С бродягой кто пьет? — он наполнил пивом стакан, раскрыл рот, и кадык на его худой шее заработал, как поршень. — Древние говорили: истина в вине. Правильно говорили. В людях истину не ищи. Я-то вас пожалел когда-то, а вы теперь руку боитесь мне протянуть.
— Отстаньте, пожалуйста, — сказал Ушаков, — вы пьяны!
— Могу… А моя совесть меня не покинула. Пил и буду пить.
Он помутневшим взглядом уперся в стол, заскрежетал зубами.
Подошла официантка, которая обслуживала Гашина:
— Гражданин! Пора рассчитаться, идите в свой вагон. С вас уже хватит.
— Хватит, ты говоришь? — он сунул руку в брючной карман, достал измятый червонец.
— За свой столик сядьте, пожалуйста, — отсчитав сдачу, потребовала женщина.
Гашин пересел, а Виталий Сергеевич повернулся к окну. Поезд подходил к узловой станции, к городу металлургов. Замелькали стрелки, вагоны, а вот и платформа, вокзал… И тут Виталий Сергеевич позабыл обо всем, даже о Гашине. В сопровождении мужчины и двух женщин к поезду шла Ксения Петровна. Все они направлялись к вагону, который был рядом с вагоном-рестораном.
Гашин собрал со стола нераскрытые бутылки и, прежде чем покинуть вагон-ресторан, подошел к Ушакову:
— Везет мне на старых знакомых. Позавчера видел Коренева. Не то что вы — сразу узнал. Правда, руку не пожелал подать, но я-то успел ввернуть ему кое-что про бывших его дружков…
Ушаков кулаками уперся в кромку стола и руки, словно стальные пружины, подняли его. То, что мог Гашин позволить себе минуту назад, — теперь не позволит. За спиною Виталия Сергеевича как бы стояла Ксения Петровна, за всем наблюдала… Жилы на висках Виталия Сергеевича вздулись, лицо побагровело. Лихорадочный блеск серо-зеленых глаз заставил Гашина отступить от стола. Едва сдерживая ярость, Ушаков пытался заговорить спокойно, но голос с первых же нот сорвался, прозвучал хрипловато:
— Если сейчас не уйдешь, я выброшу тебя, как щенка!
Гашин прижал плотней батарею бутылок к груди, направился к выходу. В утешение себе процедил сквозь зубы:
— Только попробуй, попробуй…
Эта глупейшая история, с самого ее начала, вывела окончательно Ушакова из душевного равновесия. Он возвращался из северных районов, где урожай угодил под снег. Перестарался опять же Лылов — на сей раз с раздельной уборкой. Он курировал северные районы, считал само отступление «от правил» нарушением партийной и государственной дисциплины. Если в прошлые годы край давал пятьдесят миллионов пудов зерновых, то в этот с трудом дотянул до сорока шести… И это тогда, когда пшеницу приходится покупать в Канаде на золото…
Гашин ушел, и сразу же поезд тронулся. Виталий Сергеевич быстро склонился к окну. Вместе с платформой мимо поплыли две женщины и мужчина… Значит, Ксения Петровна села в тот же соседний вагон, в котором ехал и он, Ушаков.
Первым желанием было вскочить и немедленно разыскать ЕЕ — Ксению Петровну. Ни в какую Москву она не уехала. Об этом он уже знал из районных газет и афиш. Скорее всего вернулась в свой коллектив, потому что Солнечногорский театр ближе актрисе, родней. Как только он смел так плохо подумать об этой женщине?!
В тамбуре возле зеркала он задержался, поправил галстук. Вид его был усталым, и это заставило внутренне подтянуться, взять себя в руки. Двери многих купе были открыты. В вагоне натоплено, жарко. Он старался прислушаться к голосам, угадать, где разместилась Ксения Петровна. Шел и будто бы невзначай бросал взгляд в одно, в другое купе… Открыл дверь своего — пусто… Сел, закурил, но тут же примял папиросу, направился к проводнице за чаем. Он не сделал пяти шагов, как ноги сами остановились. Спиной к нему сидела Ксения Петровна, смотрела в окно. И он смотрел на нее с затаенным дыханием, боялся остаться в таком положении, боялся и тронуться с места.
И тогда она обернулась, словно к ней прикоснулась, дружеская, но требовательная рука. Ее лицо не успело выразить и тысячной доли того сложного, еще не осознанного, что пронеслось в голове. Очевидно, и впрямь он свалился как снег на голову.
— Вы? — спросила она удивленно, даже растерянно.
— Какими судьбами, Ксения Петровна? — вырвалось у Виталия Сергеевича и обе его руки, бережно, словно птенца, взяли ее теплую руку.
Она уже пришла в себя от первого удивления, от столь неожиданной встречи, пригласила сесть.
— …Не говорите, Виталий Сергеевич. Я ведь член Всесоюзного театрального общества, шефствую над двумя народными театрами, была у металлургов, еду к шахтерам, а послезавтра в Солнечногорск, в свой театр.