Такие, как Коваль, Платонов, Ершов, платили по двадцать. А какой-нибудь аспирант или Игорь Петровский, что с них возьмешь? Чаще печатали в долг. Расплачивались по гривеннику. Десять страничек весною — пучок редиски, осенью — целых три… Но в деньгах ли дело?! Слова благодарности, сознание того, что ты еще нужен — дороже червонца. А разве плохо быть первым читателем дипломной работы, рассказа, романа? Ей доверяли и это.
От чашки чая с клубничным вареньем Тамара Степановна не отказалась. Пироги с капустой она не ела, не любила и «хворост» — во рту вроде много, а проглотить нечего…
— Варвара Семеновна, дорогая, не тем оказался Виталий Сергеевич, каким я себе представляла его, — сказала Тамара Степановна, отодвинув недопитый чай.
Машинистка тоже отставила чай, удивленно смотрела на гостью.
— Я получила две анонимки. Терпеть не могу анонимок. Но в них сущая правда. До вас ведь в этой квартире жила Помяловская?
Никто этого не скрывал, да и скрыть невозможно. Старая машинистка была сбита с толку. И тут же она поняла, чем вызван визит Ушаковой. Нет, она не желала, чтоб имя ее упоминалось в какой бы там ни было скандальной истории. Ушакова она не боялась и, честно сказать, не любила. И все же не ее это дело — сводить, разводить людей, которые всегда и во всем стояли над ней. Плохим ни разу не вспомнила и бывшую хозяйку этой квартиры. Та не просто уехала в Солнечногорск: добилась, переоформила ордер.
— Да, до меня здесь жила Ксения Петровна.
— И вы не знали, с чьей помощью она получила эту квартиру? — Вопрос был задан, как на суде — прямо, настойчиво.
— Возможно, и муж ваш помог, — согласилась Варвара Семеновна. Лицо ее сразу стало усталым. Худенькие, обтянутые желтой кожей руки легли на стол и медленно отодвинули от себя тоже недопитый чай.
Тамара Степановна поспешила заверить и успокоить:
— Да вы не бойтесь, не бойтесь. Мне и самой все известно. Я честная женщина, и меня возмутило такое поведение мужа. Я никогда не верила анонимкам и вот, выясняется… С каждым днем клубок все больше разматывается…
Губы Варвары Семеновны побелели настолько, что гостья не могла не заметить этого. Минуту назад Ушакова надеялась, что возмущенная и когда-то обиженная машинистка воспользуется возможностью излить свою душу и выскажет все, что знала об Ушакове.
И Варвара Семеновна, действительно, заговорила:
— Стены были и будут всегда молчаливы. Строить догадки, делать выводы на своем отношении к вашему мужу я не могу…
— Ну что вы, Варвара Семеновна, что вы! Я зашла попроведать вас, как женщина с женщиной поделиться…
— Поделиться? — чуть слышно повторила Варвара Семеновна.
Увидев впервые столь высокую гостью в своей квартире, она искренне обрадовалась, а теперь окончательно расстроилась. Не было и не будет ничего общего у них. И за кого ее принимают?
Чай остыл. Тамара Степановна пододвинула снова прибор и вялым движением ложечки стала гонять плоды клубники по дну стакана. Милицейский свисток за окном напомнил, что не в положенном месте перешел кто-то улицу. Казалось, мысли хозяйки загадочным образом передались и Тамаре Степановне. И тут вновь хватил больной зуб. Тамара Степановна побледнела, прижала ладонью щеку. Варвара Семеновна обеспокоенно встала:
— Я дам аспирин?
— Нет, нет! Спасибо. Я пойду…
На лестнице встретился Игорь Петровский. Шагал через ступень. В руках нес папку — видимо, рукопись. Наверняка спешил к Варваре Семеновне. На мгновение Игорь оторопел, отступил в угол площадки. Пропуская Тамару Степановну, раскланялся. Он, бесспорно, успел заметить, откуда вышла она, и ей стало от этого неприятно, хотя раньше всегда относилась благосклонно к этому вежливому молодому человеку.
На улице Тамара Степановна не свернула в сторону дома, а направилась в спецполиклинику.
Зуб она вырвала, спала спокойно. Утром, перебирая в памяти вчерашнее, спросила, что ей нужно от Помяловской и от Варвары Семеновны. Собственный вывод вначале встревожил, но тут же она оправдала себя: в Москве на беседе могли спросить, где доказательства вины ее мужа. Все поведение — вот доказательство. Она и без посторонней помощи докажет это.
С утренней почтой пришло письмо из редакции. Ее просили выступить на страницах воскресной газеты со статьей о моральном облике молодого человека и о девичьей чести. Но не это взволновало ее — статью она сделает. Буква «Р» западала в тексте и пропечатывалась так же бледно, как в анонимках. Значит, ее «доброжелатель» сидит в редакции! Только этого не хватало. Теперь разнесется звон на весь город.