Дробов бы мог перейти Снежную по мосту, но путь удлинялся километров на пять. Легче спуститься по каменной россыпи и там перебраться на противоположный берег.
Миновав перелесок и плес, Андрей подошел к зимовальной яме. Глубина была здесь огромная, хотя никто никогда не мерил ее. Но если в летние темные ночи в яме жирует таймень, если перед ледоставом, скатываясь с верховьев, скапливается у заберегов огромными косяками хариус, значит, так оно и есть.
Волчок остановился, втянул в себя воздух, оскалил клыки, зарычал. Шерсть на его спине вздыбилась. Собака так себя не ведет, если почует дичь, зайца, козу. Близко был хищный зверь, в лучшем случае чужой человек. Дробов перезарядил ружье жаканами. Но Волчок тут же забегал вдоль берега, без прежней злобы залаял. Потом бросился в сторону старой тропы, но Дробов крикнул:
— Назад!
Сомнений не оставалось, поблизости были люди. Но что они делают здесь?! Кедровые таежки от этих мест далеко, на склонах гор. Охотники до паданки-шишки в эту пору редкие гости. Смородина давно опала и обобрана. Облепиха любит низовья сравнительно теплых рек, растет на поймах, в долинах. И тут, приглядевшись, Дробов увидел, как к берегу из воды тянутся две тетивы… Привязаны крепко, к корню спиленной старой березы. А вот и следы человека в резиновых броднях. Размер сорок пятый, сорок четвертый. Тут же следы и поменьше… Значит, затягивали сети под забереги, но не успели. Лед тонок, прозрачен, словно стекло витрины. Андрей сквозь лед пригляделся. В воде хариусы, как сельди в бочке. Успей браконьеры завести сети под забереги, пугни рыбу, и вся она будет в сетях. Два, три куля за час браконьерства — таков улов. Пятьсот, шестьсот рублей по рыночным ценам в кармане. Дробов все разом понял: браконьеры его заметили еще издали, скрылись в лес, возможно ушли ближе к тракту, где спрятан у них мотоцикл или машина… А вон приготовлен костер. На случай, если смерзнутся сети и их будет трудно потом уложить. Под кучей сухого хвороста береста. Поднеси спичку — и хворост вспыхнет как порох.
Дробов неторопливо, чтоб не вспугнуть рыбу, начал вытаскивать сети. Он не ошибся: за ельником, на проселочной дороге действительно заработал мотор мотоцикла. Браконьеры удалялись в сторону тракта. Обогнув распадок, мотоцикл появится в прогалине леса, в полукилометре от зимовальной ямы. Но распознать номер, а тем более заприметить незваных гостей на таком расстоянии просто немыслимо. Скорей всего, люди не местные — городские…
А мотоцикл с коляской вскоре вынырнул из-за ельника, даже остановился. Тот, кто сидел на заднем сидении, привстал и выпалил из винчестера в сторону Дробова все пять патронов. Одна из пуль шлепнулась где-то, не долетев метров двадцати. Остальные, должно быть, попадали раньше.
Дробов вынул сети, поджег бересту, подождал, когда пламя костра поднялось в его рост. Распластав ножом сети на куски, побросал их в жаркий огонь. Здесь же, возле костра он с Волчком поделил свой завтрак: кусок отварного мяса с ржаным мягким хлебом. Теперь их путь лежал к табору рыбаков, а вечером в Еловск.
И снова Дробов мысленно обратился к Тане. В последнее время все меньше она представлялась ему хозяйкой дома. Кто собственно он для нее? Один из знакомых… И только! Скорей всего в жизни не существует взаимной любви — поэты ее придумали. Чаще один у другого становится пленником. Быть пленником Тани Андрей не хотел. Тем более не представлял ее своей пленницей. Не видел они в Юрке серьезного соперника Правда, у парня есть молодость и задор, высок и смазлив. Только не пара он Тане. Пижон, баламут… А впрочем, чего не бывает? Возьмут и поженятся. Вот тогда и потянутся годы еще большей и страшной тоски для Андрея… И все же, наверное, Таня могла быть его. Могла, а не будет. Однажды сказала, что если полюбит кого, то не уступит права — признается в этом сама. Попробуй скажи о любви, если так!
Он шел и думал, что не случайно оставил в Бадане газик, избрал пеший путь. Избрал для того, чтобы подстрелить пару, другую рябчиков, запечь их в углях, как делают это охотники, затем побывать в больнице у Тани, ночевать в Еловске, где и она… Расскажи такое кому-нибудь — засмеют. А ему не смешно.
Ни рябчика, ни глухаря так Волчок больше не поднял. Зато, когда они вышли к Байнуру, вновь проявил необычное беспокойство. Его все время тянуло туда, где небольшое плато кончалось обрывом в море. Дробов неторопливо, все тем же размеренным шагом, продолжал свой путь. Волчок на какое-то время исчез, затем уже сзади громко залаял. За огромным седым валуном Дробов остановился. Возможно, в багульнике пес обнаружил лису или зайца. Сейчас он преследовать будет так, чтобы загнать «куму» под выстрел охотника. Но прошло почти десять минут, а лай Волчка не приближался. Белка и соболь в этих местах не водились, и потому собака не могла поднять их на дерево. Скорее всего обнаружила нору лисы и теперь заливалась на всю округу громким лаем.