Дробов крикнул Волчка, пошел дальше. Но пес остался на прежнем месте. Тогда Дробов выстрелил вверх. Это означало, что не менее интересная охота и там, где хозяин. И действительно, вскоре Волчок нагнал Дробова.
Однако его поведение оставалось по-прежнему непонятным. Пес всячески старался вернуть хозяина.
Андрей потрепал Волчка по шее:
— Пойдем, дружище, пойдем. Нам и этих трофеев достаточно.
Но Волчок с громким лаем бросился вновь туда, откуда примчался. Наверняка на крутом недоступном обрыве скалы выследил кабаргу.
И все же тревога Волчка передалась Дробову. Постояв немного в раздумье, он быстрым и легким шагом пошел на лай. Волчок метался возле обрыва, яростно и призывно лаял. Увидев хозяина, он сбежал на ближний уступ скалы, стремглав возвратился и снова сбежал.
Андрей оглядел море. Ни одного суденышка. Байнур был печален и хмур, как небо над головой. Свинцовая гладь то там, то здесь исполосована мелкими волнами, как лоскутами чешуи. А на вершине дыхания ветра даже не чувствовалось.
Андрей перевел взгляд под ноги. Скала отвесно уходила в черную пучину моря. «Так и есть, — решил он, — спугнул кабаргу. Ну и дурной. На него не похоже…»
Он укоризненно покачал головой и уже было тронулся с места, как Волчок, рискуя сорваться в пропасть, бросился снова к обрыву. Пришлось следом спуститься на первый приступок. И только тут метрах в тридцати от себя Андрей увидел полусогнутые в коленях ноги человека… Все это было столь неожиданным, что Андрей растерялся. Тысячи самых противоречивых мыслей с бешеной быстротой промелькнули в его мозгу.
— Э-эй, товарищ! — прокричал Андрей, хотя и так было ясно, что будь человек в сознании, он бы немедленно отозвался на лай собаки, позвал бы на помощь.
Несколько собравшись с мыслями, Дробов понял, что просто так ему не спуститься вниз. Он неминуемо сорвется в бездну. И не было вокруг никого, кто мог бы помочь. Не было ни веревок, ни инструмента, ни лестницы, словом, того, что крайне необходимо в подобном случае. Очевидно, разумней было бы выйти на тракт, остановить машину, добраться до рыбаков и с людьми, со снаряжением вернуться к этой скале.
Часы считали секунды, минуты, но от сознания своей беспомощности Андрею они казались вечностью. Он не хотел верить, что пришел слишком поздно. Ему казалось даже, что человек пытается приподнять голову, пошевелить рукой, но не хватает для этого сил. Непонятно, каким еще чудом он держится на скале. Терять час, другой было безумием. Андрей вспомнил, что метрах в трехстах, где проходили старые деревянные опоры высоковольтной линии, валяется кусок длинного провода. Но удастся ли одному человеку поднять другого на высоту в двадцать метров по обрывистой гранитной стене? Нет, не удастся! И все-таки к человеку надо спешить. Спуститься во что бы то ни стало. На мгновение обожгла мысль, что по скользкому проводу вряд ли сумеет он сам возвратиться из пропасти. Но тут же он отогнал, отшвырнул эту мысль. С ним был Волчок, а это уже немало. Он достал карандаш, записную книжку, вырвал свободный лист и написал несколько слов. Затем взял перчатку, спрятал поглубже записку, завернул перчатку внутрь и отдал ее Волчку:
— Домой, Волчок, домой!
Не желая покидать хозяина, пес опустил к ногам перчатку, залаял.
Дробов поднял ее, снова сунул в пасть собаки, подтолкнул Волчка в сторону ближайшего табора рыбаков. Смирившись с волей хозяина, пес бросился в сторону Бадана. Дробов вернул его. Собака радостно затерлась у ног. Тогда Дробов вновь повторил команду, подталкивая Волчка в нужную сторону.
Пес понял, помчался к табору.
Дробов принес алюминиевый провод, толщиной в палец. Закрепить конец за ствол тонкой одинокой березки было опасно. Корнями березка держалась за наносный слой грунта в расщелине. Надежнее обвязать валун, но хватит ли провода? «Должно хватить», — решил Андрей.
Только после того как к спуску все было готово, Андрей понял, что с одной перчаткой придется ему нелегко. На противоположном конце провода, на всякий случай, он сделал большую петлю. В нее можно просунуть ногу, с нее не соскользнет и рука.
Оставив на краю пропасти ружье, патронташ и сумку с рябками, он лег на живот и стал медленно сползать с обрыва. Вот уже та, не видимая глазу черта, за которой тело его перевесится, и тогда, очевидно, он тоже окажется пленником гор, как тот человек, к которому он спешит.