— Ты веришь в романтику, Таня?
— У каждого свое понятие о романтике. Для меня романтикой были Еловск и Байнур. Ты знаешь, что в озеро наше стремятся тысячи родников. Так и в Еловку стремилась лучшая молодежь. Мировые девчата и парни ехали строить свое. Понимаешь, свое?! Мы хотели, чтоб город наш был лучше любого другого. Мы хотели иметь свои песни, свои стихи. Мы хотели, чтоб наши ребята были особые, не похожие на других…
— Люди-то, Таня, везде одинаковы…
— Не скажи! Москвичам не помешает поучиться у ленинградцев вежливости… А с рождением каждого нового города люди должны становиться красивее, человечнее. Нельзя иначе!
— И все у вас думают так? — спросила Марина.
— По крайней мере, большинство. Ты думаешь, у нас больше пекутся об яслях, о школах, о детских площадках те, у кого куча детей? Да нет, те, кто мечтает о лучшем завтрашнем дне для всех. Люди не на словах, на деле хотят быть хозяевами жизни. Им не нужна болтовня, нужно дело!
— Завидую тебе, Таня!
— Чему завидовать?
— Сама не знаю. Ты любишь Андрея? — спросила Марина и, покраснев, опустила глаза.
По лицу Тани скользнула тень усталости:
— А этого я не знаю. Бывала несколько раз в его колхозе. Среди рыбаков он всегда мне кажется сильным и волевым. Даже гордость берет за него. А останешься с глазу на глаз — все о Байнуре и о Байнуре. Если когда-нибудь я разлюблю наше море, то этим буду обязана в первую очередь Андрею.
В соседней комнате Катюша включила магнитофон. Девчата оживились, заторопились. Песенку «Море» сменила мелодия в быстром, веселом ритме.
— Танцуйте, милые дамы, танцуйте, — баритонил из кухни Ершов. — Андрей, ухаживай!
— Твист! — сказала чуть громче обычного Таня. — Идем, Марина!
— Пригласи Андрея.
— Он вальс кое-как научился и то в одну сторону.
— Таня, а я не умею твист.
Катюша стояла возле пианино, подперев кулаком щечку, смешливо щурилась на подруг.
— Идем! — протянула ей руку Таня.
— Я не могу, — застеснялась Катюша.
— Идем, идем! Не хитри! По глазам вижу.
Шаг, второй, третий, и Катюшу словно подменили. Руки, плечи девчонки пришли в движение. Все было подчинено одному — захватывающей мелодии. С какой-то небрежной легкостью она приседала и поднималась, «растирала» ножкой несуществующий окурок, извивалась в танце, словно лозинка. Ершов, Марина и Дробов смотрели удивленными глазами на танцевавших. Чистое, неподдельное было и в каждом движении Тани. Она улыбкой, задором бодрила свою младшую партнершу. «Быстрей, Катюша, быстрей!» — лучились весельем ее глаза.
Кончилась музыка, с нею и танец. Таня обняла за плечи Катюшу, закружила вокруг себя.
— Вот так, товарищи зрители! Видали вы наших?! За маленьких все считаете?
Катюша, зардевшись, призналась:
— У нас девочки на перемене в классе запрутся и все танцуют. А мальчишки стесняются…
Стол превзошел ожидания гостей. Были на нем маринованные маслята и помидоры, малосольные огурцы и собственного копчения таймень, жареный омуль и маленькие, как пуговки, рыжики…
— Виноват! — сказал Ершов. — Не успел приготовить пельмени.
— На пельмени я приглашаю! — объявила Марина.
Подражая Ершову, Таня пробасила:
— Виктор Николаевич, нескромно, нескромно! — она показала на рюмки. — Зачем водкой нас спаивать?!
Он взял бутылку сухого, наполнил те рюмки, которые были побольше:
— Не хотите солений, приготовленных мной и Катюшей?
— Хотим! — подтвердила Таня. — Поняли вас! К рыжикам нужна водка. — Она повернулась к Марине и заговорщицки подмигнула. — Как говорят мужчины: по-махонькой?
— По-махонькой! — рассмеялась Марина.
После обеда Ершов показывал библиотеку. Стеллажи в зале, в его кабинете вмещали более двадцати тысяч книг. Марина от удовольствия зажмурилась:
— Села бы на пол, разложила книги вокруг, читала б, читала…
Таня расхохоталась. Не удержались и остальные.
— Кто не велит? — спросил Ершов. — Приходите в любое время, читайте, сколько душе угодно.
— Ой! — вздохнула Марина и снова зажмурилась.
Гостей удивил и порядок в саду. Кусты малины, крыжовника и смородины огорожены и подвязаны. Стволы яблонь и слив подбелены. Тропинки не захламлены, сорняков не увидишь.
— Кто же ухаживает за садом? — допытывалась Марина.
— Катюша и я. Тон задает она… командует…
Ершов не стал рассказывать, что бывают дни, когда, хоть убей, не пишется. Бывает, работается «запоем», без сна и без отдыха. Тогда он курит и курит сигарету за сигаретой. Зато пить запоем не научился. Предпочитает спиртному сад и рыбалку, сбор ягод, грибов. Не любит охоту…