Зуб, Червонный и Склизкий держались отдельной группой. Они и напоили одного из «лаптей», затем приказали угнать машину, привезти им шампанского и коньяку из соседнего поселка. «Погореть на мелких делах» из этой троицы никто не желал. Такое делается руками других.
Как бы там ни было, но о приезде на стройку партии досрочно расконвоированных в последнюю очередь узнали в комитете комсомола. Людей не хватало, и Головлев решил замолвить слово Виталию Сергеевичу:
— Помогите, трудно сейчас.
— Где я возьму тебе людей? Вот надо трудоустроить бывших уголовников, их, и бери.
Головлев растерялся:
— Неудобно, Виталий Сергеевич, стройка наша молодежная.
Ему бы надо отмолчаться, уехать, оставив вопрос открытым. Ушаков помрачнел:
— Как тебя понимать прикажешь?! Коммунисту и неудобно! Люди-то наши. Кто их будет воспитывать, трудоустраивать?
— Все правильно, Виталий Сергеевич, я только хотел просить…
— А если правильно, будь любезен, бери! Ты прежде всего коммунист и советский руководитель. Думать надо!
Перечить было бесполезно. Пришлось брать.
У Миши в клубе в первый же день приезда «работяг» заварилась каша. Группа парней из «бывших» заявилась навеселе. Во время танцев они хватали девчат и тащили в круг, грубили дружинникам, плевали на пол, курили по углам, пересыпая свою речь блатным жаргоном.
Федька Зуб «подвалил» к Тане:
— Рванем, крошка, танго?!
— Иди, иди! — ответила Таня.
Парень сплюнул сквозь выщербленный зуб.
— Пожалеешь. Подумай!
Юрка Пат заслонил собой Таню:
— Последние выбью, отваливай!
Дружки Зуба стояли в стороне, и Зуб решил на сей раз отступить. В ту же ночь после танцев за клубом кто-то избил бульдозериста из СМУ. Возможно, спутали с Юркой.
Назавтра, по окончании работ, Миша Уваров, Таня и Люда Бежева пошли в барак новоселов. Староста собрал своих подопечных возле барака, усадил на штабели досок и брусьев. Картина была не из приятных. Впереди Федька Зуб, Севка Склизкий, Жора Червонный. Жоре не хватает только цилиндра. На нем костюм-тройка, из нагрудного кармана кокетливо-выглядывает белый платочек. Затаенную пытливую улыбку Червонного трудно не уловить. Она деланная, как золотая коронка на переднем зубе. В руках Червонного ножницы для ногтей. Ими он орудует мастерски. Подстрижет и обточит ноготь. Они у него длинные, овальные, красивые, как у женщины. Федька Зуб и Севка Склизкий одеты проще, но тоже выгодно отличаются от тех, кто за ними в спецовках и ватниках, в помятых шароварах, давно не стиранных косоворотках. У передней троицы стрижка под бокс. Остальные в шапках и кепках. Волосы не настолько отросли, чтоб обнажать головы, подчеркивать свою недавнюю принадлежность к местам не столь отдаленным.
— Товарищи! Мы пришли к вам, чтоб откровенно…
Не успел Миша обрести твердость в голосе, как Червонный хихикнул, Склизкий и Зуб рассмеялись погромче и сразу же кто-то сидящий за ними крикнул:
— Нашел товарищей!
— Я говорю, что мы пришли к вам за тем, чтоб рассказать, где вы и что здесь за стройка.
— Скажи, начальник, скажи, — вставил Зуб. — Больно темные мы…
— Наша стройка — это одна из замечательных строек Сибири!
— А девчонки у вас невежливые, — громко зевнув, констатировал Склизкий.
— Об отношении к девушкам поговорим потом. Ясно?! — повысил голос Миша.
— Зачем потом? Давай сейчас! Нам это больше подходит.
— Давай! — закричал кто-то из-за спины Червонного.
— Давай!
Люда Бежева отступила за Таню. Как не хотелось идти ей сюда, к этим хулиганам. Таня забыла, кто перед ней. Гнев охватил ее. Так бы и наплевала в эти нахальные морды, что в первом ряду. Жора Червонный, оставив в покое ногти, мерил ее наглым взглядом. Этот взгляд красноречивей всего раскрывал его мысли.
— Я попрошу тишины, — сказал Миша.
Стоявший рядом староста, здоровенный мужчина лет тридцати пяти, крикнул раскатисто, басом:
— Хватит, робята, послушаем!
— Пускай говорит! — поддержал кто-то.
— Довольно! Наслушались!
Таня не вытерпела, шагнула вперед:
— Ну вот что, уважаемые. Приехали к нам на стройку — ведите себя, как люди!
— А мы что, кони?
— Похуже!
Таня не думала им грубить, но так получилось. Сразу же загалдели и закричали те, кто молчал до сих пор.
— Гони ее в шею, гони!
— Стерва нашлась.
Червонный вскочил, поднял руку:
— Спокойно, граждане, спокойно! Зачем такой резонанс? Пусть девочка выскажется!