— Да что с ними говорить, — повернулась Таня к Мише. — Не хотят вести себя как надо, завтра поставим вопрос перед дирекцией. Пусть их отправят туда, откуда взяли.
«Мероприятие» было сорвано. И Миша вдруг растерялся:
— Не волнуйтесь, девушки, не волнуйтесь.
Но Люда, напуганная до смерти, тащила Таню за руку:
— Идем, идем…
Тане ничего не оставалось, как последовать за подругой. А «граждане», надрывая глотки, давились смехом, улюлюкали вслед, свистели.
Миша экстренно собрал комитет комсомола.
— Очень плохо получилось, товарищ Коренева, очень плохо. Надо иметь выдержку.
— Надо быть мужчиной! — отрезала Таня и покраснела. Она поняла, что хватила лишку.
Миша с ожесточением протирал очки, что с ним бывало в минуты сильных волнений.
— Значит, я во всем виноват? Так?
— Да что ты на самом деле пристал.
И Таня едва сдержалась, чтобы не заплакать.
Юрка Пат обвинил тоже Мишу:
— На такие дела кто с девчатами ходит?
— А что девчата хуже ребят? — обиделась Люда и тоже шмыгнула вздернутым носиком.
— Не в этом дело! Идете к блатягам, как к теще на блины. Скажите спасибо — отделались хорошо.
Хоть Юрка и говорил с чувством явного превосходства над всеми, но каждый понял — одессит прав, прислушаться стоит…
Между тем и Жора Червонный по-своему оценил Таню:
— Ничего пташечка, — заявил он дружкам, — хороша на ночку.
— Занудистая очень, — вставил хлипкий здоровьем Склизкий.
— Это пока митингует, а в горизонтальном положении все бабы есть бабы…
Червонный, Склизкий и Зуб лежали в ельнике, метрах в двухстах от своего барака, пили водку, закусывали докторской колбасой и корейкой.
— Метнем? — сказал Червонный, доставая колоду новеньких карт.
У Склизкого в кармане рублей тридцать, не больше, у Червонного — сот пять — на днях сорвал куш, обыграл его и Зуба начисто. Но Склизкий знает — Червонный играет азартно и опрометчиво, когда подопьет, денег не жалеет. С трезвым играть рискованно — обыграет.
— А ты как, Федя? — спросил Склизкий Зуба.
— Я что, только у меня не проси, играй на свои. Ни копейки не дам.
Червонный вскрыл каждому по карте. Банковать выпало Склизкому — счастливая примета. Склизкий лихо допил из своего стакана, схватил колоду карт, объявил:
— В банке трешка.
— На все, — сказал Зуб и… перебрал.
— На петушка, — сказал Червонный, и тоже перебор.
— Одиннадцать в банке, — торопил банкомет.
— Двадцать два…
— Три червонца…
— Четыре!
— На все, — сказал Червонный, мусоля туза.
Склизкий дрожащей рукой подал карту.
У Червонного к тузу король — пятнадцать очков. Склизкого не проведешь, будет брать до казны — минимум, семнадцать. И Червонный протянул руку за картой. И снова король. Сумма очков — девятнадцать.
— Себе, — сказал Червонный.
Склизкий раскрыл карту — десятка. Раскрыл вторую — тоже десятка.
— Хватит! — выкрикнул он и сгреб в кучу деньги.
Следующим банковал Зуб. И снова. Склизкий остался в выигрыше. Ему явно везло. Через час почти все деньги Червонного и Зуба перешли в карман Склизкого. Ставки становились все больше, крупнее. Из «заначки» под старым пнем Склизкий вытащил еще бутылку «Охотничьей». И когда считал, что игре приходит конец, фортуна неожиданно от него отвернулась.
В тот вечер Склизкий спустил все до копейки. Проиграл так быстро, что не успел опомниться. Еще недавно червонцы были, в его карманах, теперь перешли в карманы Червонного и Зуба. В голове шумело. Глаза налились кровью.
— Бочата! — крикнул Склизкий и сорвал с руки свою гордость — штурманские часы с золотой браслеткой. — Сто рублей!
Зуб набычился, его жирные губы лоснились от только что съеденного сала. Он искоса посмотрел на Червонного. Червонный брезгливо кинул часы Склизкому.
— Три червонца! Больше не тянет.
— Браслетка золотая…
— С бабьих ходиков? Пять красненьких и все!
Вскоре Склизкий остался в майке, кальсонах. Червонный налил себе и Зубу.
— А теперь сыграем на птичку, — предложил он.
— На какую? — съежился Склизкий. Дрожал он не только от холода, но и от холодящего чувства, подступившего к горлу.
— Ну ту, что сегодня так мило нас агитировала.
— Нет! — закричал Склизкий. — Нет!
Червонный острием финки достал себе кусок докторской колбасы и отправил в рот.
— А ты отыграйся…
Склизкий допил остатки водки из горлышка.
Отыграться ему не удалось, но одежду ему вернули. Теперь по воровскому закону, если он не «пырнет» Таню ножом, «пырнут» его.