Сейчас даже скромные аналитические способности Ликки позволяли ей осознать: перед лицом новой угрозы Безликая рассчитывает не на силы Систем, а на дары Любимой. Скиталец может разрушить всё, извлечь любого, хотя бы даже саму Безликую, но Глас он не заставит умолкнуть. Глас ему неподвластен.
И это – их единственная надежда.
Человеческое сердце Ликки сильно забилось, когда она, наконец, приблизилась к пониманию. Даже если бы Улс–Цем попытался, он не смог бы разъяснить ей затею Безликой в деталях – у Ликки просто не было столько памяти. Но она увидела основную линию, и ей хватило. Теперь она знала, о чём промолчал Улс–Цем в Обители Вне Времён. Безликая смотрела его глазами. Она искала среди смиренных того, кто внимательнее прислушивается к Гласу, того, кто глубже предан Всемилосердной, того, в ком меньше всего программы и больше – иного. Достаточно иного, чтобы преодолеть настройки. Достаточно, чтобы игнорировать консольную команду. Достаточно… кто знает, какие силы может подарить вера?
Ликка не знала. Ей стало страшно. Действия Безликой просчитаны тщательнейшим образом, она всегда выбирает оптимальный путь, способ, исполнителя – и она выбрала Ликку? Не одного из старейших, мудрых, могущественных, не одного из Отрёкшихся? Ликку, которая решилась уйти из Обители – и тут же потеряла концентрацию, возгордилась, нагрубила Ца–Улту и Змею? Конечно, она стремилась к лучшему и напрягала все силы, но сколько было тех сил? Что она могла? Неужели Безликая ошибалась? Ответ пришёл сразу и был простым и отчаянным: Безликая выбирала из того, что имела. Не существовало идеального кандидата – только лучший. Максимальная вероятность может быть сколь угодно мала, и надежда – сколь угодно призрачна… Избранником должен был стать Тчайрэ, но Тчайрэ умер. Не нашлось никого, подобного ему. Только Ликка. «Это искушение, — подумала она. – Оно уже гнетёт меня. Я уже посчитала себя лучшей из всех и даже не заметила этого. Теперь я должна помнить об этом постоянно, каждую минуту. Иначе я упаду. И вместе со мной упадёт… всё…» Мысль была непереносима. От неё все процессы внутри начинали конфликтовать. «Это – от Любимой, — сказала Ликка себе. – Я приму с благодарностью. Испытание не выше сил. Даже если мне так не кажется…»
Сокращая риски, Безликая предоставила доступ к ресурсам Систем не глупой Ликке, а Улс–Цему, её советнику и хранителю. Системы Контроля и Управления были программой – колоссальной, поликомпонентной, немыслимо сложной, но программой. А Ликка должна была действовать как нечто иное.
То, что могло оказаться лишь сверхъестественным даром, становилось основой расчётов…
Она медленно подняла руки, ощущая, как мешают двигаться тесные рукава. Крепко сжала пальцы у лба.
— Мои глаза для Её света. Моя природа для Её любви. Мои уста для Гласа Немых. Я открыто свидетельствую о своей вере… – она запнулась.
Кагр положил тяжёлую руку ей на плечо.
— Любимая нас видит, — преспокойно сказал он. – Она поможет.
— Я взываю к безликим древним, вечно ждущим по ту стороны преграды!
Раз. Два. Три. На третьей секунде Ландвин Фрей отпустил эфес изуродованного кортика. Пальцы его тряслись. По телу ручьями тёк липкий обильный пот. В глазах темнело, поле зрения сузилось так, что Ландвин терял чувство пространства. Он не понимал, сидит прямо или клонится набок. Он боялся свалиться на тело избранника. Это оказалось бы очень противно. Глаза сутенёра стекленели, его лицо стало коричневым и морщинистым, как сухофрукт, но он всё ещё жил. Даже шевелил губами. Он корчился, высыхая.
Четыре. Пять. Ландвин рефлекторно посмотрел на часы.
Когда он поднял взгляд, перед ним стояла безликая.
Ликка видела его насквозь, вместе со всеми его страхами, стремлениями и зависимостями. Этим человеком всецело управляли эмоции. Она знала, что подчинит его с лёгкостью. Разум Ландвина Фрея мог быть остёр, воля – тверда, но они оставались слугами его бурных страстей, а страсти направили его по чёрной дороге. «Моя Клятва милосердия, — подумала Ликка. – Наиболее милосердным было бы убить его сейчас, пока он не окончательно погубил свою душу».