Я в несколько шагов преодолел расстояние, которое девчонка бежала уже несколько минут.
Постарался осторожно ухватить ее за плечи, не наставив синяков:
— Летта, послушай!..
Тьма тебя побери! Мне, конечно, наследники не светят, но все равно больно же! И обидно! Стараясь не особенно грязно выражаться, я предпринял вторую попытку. Марена вырывалась, выкручивая руки и себе и мне, но даже в такой безвыходной ситуации не активировала Силу.
— Что ж ты творишь?! Я тебе помочь хочу, — бормотал я, пытаясь зафиксировать вырывающуюся девчонку, не причинив вреда. — Послушай!..
Вот бешеная кошка, укусила! Я стиснул зубы, больше думая о том, как бы ненароком не стиснуть ей шею, ведь напрашивается!..
— Ника, — вспомнил я, надеясь, что на привычное имя она среагирует лучше. — Да не собираюсь я тебя убивать!
— Правда? — пропыхтела она, сдувая со лба мокрую прядь и в последний раз лягнув меня в колено, еле успел увернуться. — А выглядит, как будто собираешься... И вообще, разве это не твоя специализация?
И опять посмотрела на меня своими прищуренными глазищами цвета моря в ясный день так, что я едва не разжал пальцы. Сердце ухнуло куда-то вниз и забилось неровными толчками. Пытаясь выровнять дыхание, а, заодно, и успокоиться, я отвел глаза. Получилось только хуже — мокрая от пота рубашка облепила грудь девчонки так плотно, что...
— Эй, глаза у меня выше! — тяжело дыша, язвительно пробормотала Николетта и окончательно перестала вырываться.
— Моя, — слегка заторможено улыбнулся я, отвечая на предыдущий вопрос.
Она удивленно вскинула брови и открыла рот, порываясь что-то сказать или спросить, но в этот момент, взметнув стены песка, по разные стороны от нас лихо затормозили ярко-розовый кабриолет и блестящий в солнечных лучах красный пикап. Двери машин синхронно распахнулись и из них вышли глумливо хихикающие старухи.
Глава 2
Николетта
Подозрение, что я бегу на месте, крепло с каждым мгновением. К горлу начала подкатывать тошнота от ощущения нереальности происходящего — как в кошмарном тягомотном сне, когда ты пытаешься закричать, а из горла вырывается только жалкий хрип.
В тот момент, когда на плечах сомкнулись жесткие пальцы, мой инстинкт самосохранения возобладал и над разумом, и над воспитанием, и вообще над всеми социальными условностями, которые мне прививались с детства. Сейчас, например, он просто кричал: "Вырваться и убежать любой ценой!" Я брыкалась, кусалась и выскальзывала из рук, выламывая пальцы мужчине и едва не выворачивая собственные руки из суставов. Он что-то говорил, но сквозь шум крови в ушах все звучало, как угроза. До того момента, как он отчаянно крикнул:
— Ника! — от неожиданности я замерла — в этом мире меня никто так не называл, настойчиво сокращая мое имя самым неестественным образом. — Да не собираюсь я тебя убивать!
Это было очень неожиданное заявление. Особенно, если учесть все, что мне о нем рассказывали на протяжении всего пути, плюс то, что именно он, насколько я поняла из напутствия Гути, оставил меня без родителей. В то же время, пока он действительно просто пытался удержать меня, не причинив лишней боли.
— Правда? — пробормотала я пытаясь сдуть со лба прилипшую челку, на всякий случай пнув его в колено (второй раз этот фокус с Ловцом не прошел — наученный горьким опытом, мужчина был настороже и успел увернуться). — А выглядит, как будто собираешься... И вообще, разве это не твоя специализация?
Тяжело дыша, я бросила на него взгляд через плечо. Хорош, зараза! Прищуренные темно-синие, почти черные, глаза под нахмуренными бровями смотрели на меня укоризненно. Заострившиеся скулы и прямой нос. Запавшие щеки и решительный подбородок, покрытый, как минимум, трехдневной щетиной. Четко очерченные губы, сжатые в тонкую линию. Весь его вид говорил о том, что молодая неопытная марена, доставила ему много лишних хлопот.
Тут я его, кстати, отлично понимала — даже если бы до этого у него не было желания меня убивать, за пару особенно удачных ударов, я бы себя хотя бы попыталась придушить. Но мужчина даже держал меня достаточно аккуратно. И пахло от него, вопреки активным силовым нагрузкам, солёным морским ветром, нагретой на солнце кожаной курткой и чем-то еще, неуловимо притягательным.