Тори подобрал нож и вышел на балкон. Он поглядел вниз на раскачивающуюся фигуру, пожал плечами, и перебросил нож через перила.
Звуки тревоги начали раздаваться, когда он уже добрался до лестницы и спускался вниз, опять никем незамеченный. Куда же он идёт? Ах, да. В госпиталь, чтобы ... чтобы повидать Харна. Потому что там нечего делать с пульсирующими, инфицированными ожогами, что симметричными кружевами опутывали его пальцы. Он сунул их в карманы. Если военные хирурги увидят, то вполне могут их отрезать. А он не мог этого допустить.
Главный зал оставался безмолвным после того, как Торисен окончил свой рассказ. Они все смотрели на него.
- "Ты имеешь в виду," - сказал, наконец, Киндри, - "что он просто запнулся и упал?
- " `Просто' несколько преуменьшает ситуацию, тебе не кажется?" - заметил Лютый. - "А что, почему бы не сказать, что его собственное тщеславие поставило ему подножку. Тем не менее, эта история не должна никогда покидать эту комнату."
- "Но это же был несчастный случай!" - удивился Киндри.
- "А разве я говорю что-то иное? Однако подумай, как бы среагировал на это Лорд Каинрон. Пока что, единственное утешение, что он находит во всём этом фиаско, так это мысли о том, что его любимейший сын принял почётную смерть от Белого Ножа, пусть и с некоторыми дополнительными украшениями."
- "По крайней мере, ты сохранил свои руки," - сказал Киндри. - "Хотя целитель мог бы не допустить образования шрамов."
- "Нет!"
В этом отрывисто брошенном слове, между ними снова поднялся барьер.
Торисен пригубил вино, проклиная себя. Только он успел подумать, что наконец-то превозмог свою ненависть к шанирам, как она тут же скользнула обратно. Вино остыло. Его покрытые шрамами руки снова заныли под всё растущими укусам холода.
- "Ну, хватит рассказов," - сказал он. - "Спой для нас, Лютый. На своём родном языке. Обещаю, мы не будем смеяться."
Лютый немного подумал. - "Ну ладно," - сказал он, и его морда снова вернулась к волчьей форме. Он начал петь им о летней ночи в Норе. Длинное завывание, затухающее, нарастающее, затухающее снова, отслеживая кривую полной луны. Уайс перекатилась в горизонтальное положение. Её мягкое тявканье стало ветвями, что вытравились поверх лунного диска. Лютый приостановился и бросил на неё одобрительный взгляд. Вместе они отследили чёрный шнур ветки и висящий листочек, мощные стволы деревьев, меж которых танцевали светлячки. Ветер шевелил траву. Более острые ноты очертили каменные кости руин замка, а клокотание в горле стало потоком, что бежал по его разбитым залам, блестя под луной.
Уайс внезапно остановилась. Её рычание разнесло вдребезги нарисованную картину, а шерсть на её загривке встала дыбом. Лютый тоже прервался и вскочил на ноги.
Где-то снаружи в тёмной, снежной ночи, им ответил глубокий, низкий рёв.
ГЛАВА XVI Потерянные Дети
90-й день зимы
I
Ребёнок сидел в луже посредине дороги и молотил по ней своими маленькими кулачками. Его долгий плач уже перешёл в отдельное хныканье. Тем не менее, никто так и не появился ни из одной из окружающих улицу башен, чтобы его спасти. Дождь закончился, и в небе сияла бледная луна. Из теней выскользнула худощавая псина, привлечённая любопытством или же голодом, однако бежала ввиду приближения десятки кенцир.
Джейм подняла мальчика.
Ему было порядка трёх лет, одетый в порванный, мокрый комбинезончик с полосой маргариток, тщательно вышитых вокруг воротника. Казалось невероятным, чтобы кто-нибудь его бросил, и всё же он был здесь, живая картинка несчастья, со слезами и соплями текущими по его лицу. От прикосновения Джейм он снова завыл и ударил её в грудь. Она держала его, истекающего водой, на вытянутой руке.
- "Кто-нибудь, идите и заберите этого ребёнка!"
Башни гулко зазвенели при её призыве, однако все они стояли тёмными и безмолвными, как будто необитаемыми. Однако же большая часть их жильцов пребывала внутри за запертыми дверями и окнами, истово молясь о том, чтобы шляющиеся по городу толпы протопали мимо. Одна такая компания только что протащилась мимо через пересечение с соседней улицей, хрипло вопя от выпивки.