Ну вот, наконец-то, и кромка Обрыва. Стрела крана перебросила клетку через балюстраду и она, подпрыгнув, замерла на мощеном известняком наружном дворе Котифира. Низенький и толстенький, почерневший от солнца котифирец распахнул ворота.
- "Ну," - сказал он на рендише, сверкая кривыми, белыми зубами. - "Мисси понравилась поездка? Не то, чтобы столь малый вес, как, вы, это тяжёлая работа, но, быть может, в следующий раз лифт покрупнее, потяжелее, для комфорта? А?"
Джейм бросила быстрый взгляд на ухмыляющегося лебёдочника. Так значит, так они забавляются, выуживая большую оплату. Она уже заплатила у подножия утёса. Выудив мелкую монетку из своей сумки в качестве чаевых, она бросила её владельцу подъёмника.
- "За вашу любезность. А вы не думали встроить потайной люк?"
- "О, он уже есть, для тех, кто пытается нас обсчитать."
Обернувшись на клетку, Джейм увидела, что он говорит правду. Не удивительно, что пол казался таким неустойчивым. Она извлекла ещё одну монету. - "В качестве аванса," - сказала она, перебрасывая её лебёдочникам, и зашагала прочь под звуки их трескучего смеха.
Город раскинулся перед ней началом широкой, извивающейся авеню. Здесь, на уровне тротуара, дорогу с обеих сторон ограждали многочисленные магазинчики с ярко-цветастыми навесами, предлагавшими продукты всех сортов, от пурпурных баклажанов до белых редисок, он рубиновых томатов до кулёчков золотистой пшеницы. Сверчки-альбиносы пели в затенённых клетках. В тазах хлопала ртами речная рыба. А подвешенные на крюках туши овец, казалось, шевелились под шкурой из мух. Горячему утреннему воздуху придавали перчинку острые специи, их благоухание смешивалось с ароматами свежеиспечённого хлеба и пролитой крови. Джейм вдыхала эту замысловатую смесь с восторгом и восхищением. Она не видывала и не нюхивала такого изобилия Ратиллиенских богатств со времени своей жизни в Тай-Тестигоне.
И столь же чарующи, в своём собственном роде, были бурлящие толпы покупателей. Среднестатистические котифирцы определённо отдавали предпочтение ярким цветам, и с энтузиазмом их использовали, что приятно оттеняло их медную кожу и чёрные волосы. Большинство местных жителей были низенькими и толстенькими на грани полноты, но зато проворными и живыми в движениях, с искрящимися чёрными глазами. Хотя некоторые были повыше и посветлее, с золотисто-каштановыми волосами, и попалось даже несколько редких блондинов. Среди толпы изредка появлялись меньшие нобили, несомые на уровне плеча в паланкинах, чьи трепещущие светлые занавески позволяли заметить неестественно бледное лицо, с презрением смотрящее наружу.
Подобное высокомерие встречало достойный отпор в безмолвном облике обителей пустыни, что приходили в город, чтобы починить свои потрёпанные шатры. Наружу выглядывали только их глаза. Всё остальное скрывали широкие складки индиго-голубых чече, по меньшей мере, вдвое длиннее той, что носила сама Джейм.
Мы знаем секрет, говорили, казалось, их замкнутые лица.
Джейм задумалась, в чём же он заключается.
Но при всём показном великолепии и блеске авеню, глаз всё время тянулся кверху, к знаменитым котифирским "Разукрашенным Башням," наполовину скрытым рядами трепещущих ярких флагов и, ещё выше, не менее цветастого стираного белья. Джейм теперь видела, что большинство этих башен и в самом деле облицованы травертином, известняком и мрамором, цвета которых менялись от белого до жёлто-коричневого, до мшисто-зелёного, до розового, до чёрного. Каменные блоки одних складывались в геометрические паттерны. Другие покрывали плитки мозаики, изображающей лица, маски животных, плюмажи и другие непонятные символы. Всё это заставляло голову отчаянно вращаться, пытаясь уследить за этим пёстрым разнообразием, несмотря на плохое освещение ослабленными солнечными лучами, что сочились сквозь лёгкие облака, отрезающие многие башни на уровне порядка десятого этажа. Прорехи в облачном саване пропускали вниз столбы света и давали мимолётные проблески картин в высоте, золото, бронзу и зеленоватую медянку, стянутые вместе узкими акведуками, широкими мостами и контрфорсами.