- Страшная смерть настигнет того, кто окажется в ее ледяных объятиях…- Таинственно ответила Влада, продолжая спокойно вышивать красными нитками, пробурчав тихонько под нос. - А раз хочешь, значит увидишь…
Глава Ⅲ.
Жестокость и насилие - это своего рода заряженные курковые однозарядные пистолеты в руках неопытных дуэлянтов: того, кто пускает их в дело, они ранят больней, чем его противника. И могут даже убить.
Трепетно разложив в темном еловом лесу подношения, Влада всем сердцем просила Морену помочь. Помочь ей отомстить не только за весь славянский род, за мирных жителей, за родной отчий дом, что сейчас сожгли дотла, но и за того, кого она любила больше всего на свете. За партизана Ваню…
Влада помнила, как в один из ясных вечеров со стороны злополучного леса снова разнеслась автоматная очередь, перебиваемая лаем голодных овчарок. Тогда, по лесной тропинке раненые, грязные и оборванные шагали плененные партизаны. Уже в центре площади немецкие солдаты торопливо вкапывали деревянные столбы, с которых свисали веревки, а тот самый Отто, что открыто насмехался над славянскими богами, с улыбкой смотрел на приближающихся бойцов. Он не слушал ее мольбы, он игнорировал ее просьбы и заклинания, стараясь сделать как можно больнее, каждой командой сильнее и сильнее разрывая ей сердце.
Сначала Шальц велел расстрелять каждого десятого жителя деревни за то, что они тайно передавали необходимые сведения партизанам. Дальше последовала незавидная участь и для самих пленников, чья деятельность была вскрыта - всех пятерых повесили на столбах, а самого Ивана безжалостно приколотили гвоздями к стене деревянного дома Влады, выпустив в него пару свинцовых пуль напоследок.
- Существует только один христианский бог, ведьма! - бросил рыдающей девушке Отто, убирая пистолет обратно, - видишь? Твои боги отвернулись от тебя, потому что правда на нашей стороне! И ты сама сейчас это увидишь!
Она помнила, как оставшихся жителей загнали в ее дом, тут же поджигая его из огнеметов и расстреливая каждого, кто пытался спастись от смертоносного огня из окон или двери. Даже сейчас, сидя в лесу, она все еще слышала внутри себя детские крики, плач, предсмертные стоны обгоревших людей и звук обрушения крыши, которая и погребла под собою всех тех, кто был ей дорог. Почему немцы позволили ей уйти, девушка и сама не до конца понимала. Наверное, чтобы всю свою жизнь она помнила и мучилась от собственного бессилия и от божьего равнодушия. Но только Влада, как истинная русская женщина, сдаваться не собиралась…
Глава IV.
Внезапно через день поднялась страшная метель, занося все дороги и проходы, заставляя германскую технику увязнуть в распутице, а солдат скрыться в окопах в ожидании окончания бури. Спустя еще пару дней ударил сильный мороз, вдыхая свой ледяной воздух в легкие немцев, что ютились у костра в серых шинелях. В каждой роте четверть солдат умирала от переохлаждения, пулеметы попросту примерзали и не стреляли, тяжелые танки глохли на половине пути, отказываясь следовать дальше. Но никто не догадывался, что это всего лишь начало… Начало конца завоеваний непобедимой германской армии. Начало заката всего Третьего Рейха.
Прошло около недели как Отто стоял на подступе к Москве, разглядывая с улыбкой купола ее храмов в бинокль. Он уже потирал руки в предвкушении будущих трофеев, но тут случилось непоправимое. Впервые его враг предпринял успешное контрнаступление и теперь остатки бригады Шальца шагали обратно по бескрайнему полю в поисках своей дивизии.
- Нам нужен отдых герр гауптман! Мы идем уже пять часов, люди…- Молвил молодой обер-лейтенант, укутанный в женский платок, стуча зубами от холода и оглядываясь на отстающих солдат.
- Видишь, заходит метель, - кивнул в сторону горизонта Отто, откуда надвигались мрачные серые тучи, пожирающие солнце. - Люди предпочтут умереть от снежной бури или от переутомления? Думаю, мы обязательно что-нибудь найдем по пути, хоть какой-нибудь домик…
Шальц упорно шагал, запрещая себе останавливаться, иногда оборачиваясь назад, замечая за своей спиной все меньше и меньше темных фигур солдат, падавших в снег от усталости. Никто не слышал его криков, никто не выполнял его приказов, лишь верный адъютант все еще петлял за ним, покуда сам не провалился в сугроб.
- Вставай! Вставай, Ганс! - тут же крикнул Отто, подходя к парнишке, у которого от мороза покрылись инеем длинные светлые ресницы. Тот жадно глотал холодный воздух, печально глядя на небо, а после шумно вздохнул: