А разве вымысел полностью зависит от человеческого сознания? Ну да, если мы не знаем языка, мы не можем прочесть Анну Каренину и послушать Мессу си минор. Но ведь мы не знаем, кто и когда написал Слово о полку Игореве. И в этом смысле Слово, конечно, существует независимо от нашего сознания. Когда мы погибнем, оно останется, обессмысленное не больше и не меньше, чем трава, камни и синее небо. И для того, чтобы воспринимать не-вымысел, тоже нужно знать язык. Дремучий лес, пение птиц и журчание ручья - все это становится осмысленным, когда есть определенные, соответствующие им слова, когда они одинаково являются вещами и знаками. В этом смысле в равной мере и вещи являются предпосылками знаков, и знаки - предпосылками вещей. Да, Слово о полку кто-то написал, а лес вырос сам по себе. Но мы никогда не видели того, кто написал Слово, и мы не знаем также тех, кто написал Библию. Мы знаем, что Л.Н.Толстой написал Анну Каренину, но мы также знаем, что можно посадить лес, разбить парк и создать искусственное озеро. Да, Слово о полку и дремучий лес - это совершенно разные вещи, но в каком-то смысле и про то, и про другое и можно, и нельзя одновременно сказать, что они существуют независимо от человеческого сознания.
Конечно, я-то склонен считать, что это не так, что и то, и другое опосредовано сознанием, но это лишь факт моего выбора - прагматического и экзистенциального.
Я хочу также посвятить несколько слов второму свойству реальности на материалистический манер, то есть именно ее материальности. Мне кажется, что здесь имеет место то же самое, что и в случае с независимостью от сознания. Мне думается, что невозможно представить себе неоформленную незнаковую материю (так же, впрочем, как нематериализованный знак). Камень, лежащий на земле, невозможно оторвать от высказывания о том, что камень лежит на земле. Невозможно, не пользуясь словом камень или каким-либо еще словом или сочетанием слов, означающим камень, помыслить и увидеть камень, лежащий на земле. На возражение, что камень лежал там многие тысячи лет, я могу ответить, что, по моему мнению, то, что там лежало, не было реальностью. Представьте себе, что нечто, о чем вы не имеете ни малейшего представления, находится в каком-то состоянии, которое вы не можете описать. Вот это и будет тот камень, который лежал на земле тысячу лет назад. Он не был камнем, так как не было слова камень, и он не лежал, так как не было слова лежал. Конечно, мы можем предположить, опираясь на геологические или археологические данные, что там лежали какие-то камни, и вокруг них, возможно, ползали даже какие-то живые существа. Но если бы мы занимались археологией, то было бы неуместно ставить проблему, что такое реальность.
И люди научились заниматься археологией далеко не сразу. И научившись ею заниматься, они тем не менее продолжали сомневаться относительно природы реальности.
И опять-таки вымышленное тоже в достаточной мере материально. Шерлок Холмс никогда не существовал, поэтому все высказывания о нем не являются ни истинными, ни ложными, и вообще не имеют смысла. Но сказать, что Шерлок Холмс жил на Бейкер стрит, совсем не равно бессмысленно тому, чтобы сказать, что он жил на Парк лейн [8]. Я не могу пригласить на обед Шерлока Холмса [9], но я не могу также пригласить на обед Ричарда Никсона. Считается, что тем не менее Ричарда Никсона на обед пригласить логически не-абсурдно, а Шерлока Холмса невозможно. Однако детям приглашают на Рождество деда Мороза и Снегурочку.
Человек, которому внушили бы, что Шерлок Холмс - реальное лицо, вполне мог бы пригласить его на обед. И более того, тот мог бы прийти к нему, например, в виде актера, одетого Шерлоком Холмсом.
Полагать, что нечто существует, значит полагать, что некто полагает, что это нечто существует. Бессмысленно поэтому сейчас говорить, что ведьмы это вымысел, и в средневековье коренным образом заблуждались относительно их существования.
Но все-таки для людей важно, чтобы что-то было вымышленно. Может быть, потому, что вымышленное - это более просто организованная реальность?
Что же такое все-таки реальность?
Мне представляется, что реальность не что иное как знаковая система, состоящая из множеств знаковых систем разных порядков, то есть настолько сложная знаковая система, что она воспринимается ее средними носителями и пользователями как незнаковая. Но реальность не может быть незнаковой, так как мы воспринимаем ее и пользуемся ею исключительно при помощи знаков. И при этом само слово знак и то, что этот знак означает, носит семиотический характер. Нельзя сказать, что эта вещь - только вещь, или что этот знак только знак. И нельзя сказать, что система дорожной сигнализации - это знаковая система, а система водоснабжения - незнаковая.
Но сама специфика понятия реальности в том и состоит, что в ней столько различных знаковых систем, и они так сложно переплетены, что сама реальность кажется незнаковой. И для людей настолько важно делить все на две половины, на вещи и знаки, на выдуманное и действительное, что им кажется, что это деление имеет абсолютный, ничем не опосредованный характер. Мне же кажется, что это деление имеет только прагматический смысл.
При этом я вовсе не хочу сказать, что семиотический характер того, что мы понимаем под реальностью, означает, что реальность есть нечто кажущееся, что это наваждение. Утверждать так значило бы просто в той или иной мере повторять идеалистическую философию. Что же специфически нового в такой постановке вопроса, в соответствии с которой реальность - это семиотическая система? Мне кажется, то, что, ставя вопрос таким образом, я тем самым делаю закономерным приложение к изучению реальности тех методов, которые ранее применялись к явлениям, семиотическая природа которых не вызывала сомнения, то есть к естественному языку, искусствам, религии, поведению, моде, проще говоря, к явлениям культуры. Ставя так вопрос, я, пожалуй, снимаю традиционное структуралистское противопоставление культуры и природы, потому что природа, как мне кажется, является таким же знаковым объектом, как и культура. Все понятия, которые связываются в нашем сознании с природой - от поэтического воспевания гор и ручейков до таблицы Менделеева - все это тотально знаково и другим быть не может, потому что наше сознание по-другому не умеет воспринимать мир, как только через знаки. Отчасти это даже тривиально. Нетривиальным это может стать в том случае, если мы покажем эксплицитно реальность как множество знаковых систем.
При этом я хочу сразу сделать оговорку относительно двух исследовательных методов, или приемов, при помощи которых эту проблему можно было бы решить достаточно легко, и от которых мы здесь отказываемся.
Первое - это культурно-типологический подход. Когда реальность уходит в прошлое, она сильно упрощается для нас, и тогда она гораздо легче воспринимается и понимается как нечто знаковое. Происходит это, вероятно, потому, что мы воспринимаем прошлое через ряд свидетельств, которые носят эксплицитно семиотический характер. Эти свидетельства закреплены в документах. И мы прекрасно понимаем, что не можем знать всего о прошлом, а только то, что нам расскажут эти документы, достоверность и полноту которых, конечно, проверить полностью невозможно. Эти документы нам явственно показывают, насколько реальность прошлых эпох гораздо более семиотизирована (во всяком случае, нам так кажется), чем наша. Говоря, например, о средневековье, мы вспоминаем о рыцарских турнирах, куртуазной любви, богословских спорах, странных для нас представлениях о времени и пространстве и так далее. Тут мы не сомневаемся в семиотичности этого мира. Ю.М.Лотман показал семиотизированность достаточно близкой эпохи - конца XVIII - начала XIX века. Его замечательные труды о балах, дуэлях, парадах безусловно были очень важным шагом в понимании семиотической природы реальности. Но Ю.М.Лотман изучал документы, и предметом его изучения все же была культура. И я не думаю, что он разделил бы мнение, в соответствии с которым реальность в принципе имеет семиотический характер. Преимуществом лотмановского подхода было то, что он был застрахован от того, чтобы исказить свой материал. Он мог интерпретировать его, как угодно, может быть, ошибочно или произвольно с чьей-то точки зрения, но он не мог переписать лживых мемуаров Д.И.Завалишина и не мог изменить ни строчки в записных книжках П.А.Вяземского. Мы же стараемся изучать живую реальность такой, как она является нам, будучи не только ее свидетелями, но и участниками, не застрахованными ни от чего.