Волин Юрий Самойлович
Морлоки
Юрий Волин
Морлоки
Человек разделился к этому времени на два различные
вида живых существ... Изящные дети Верхнего Мира не
были единственными потомкам нашего поколения.
Подобно карловингским королям, "элои" переродились
в прекрасные ничтожества. Они все еще, по старой памяти,
владели поверхностью земли, тогда как "морлоки", жившие
в продолжение бесчисленных поколений под землей, стали
в конце концов совершенно неспособны выносить дневной
свет.
Но ясно, что первоначальные отношения двух классов
сделались уже обратными. Неумолимая Немезида неслышно
приближалась к изнеженным счастливцам. Века назад человек
лишил своего ближнего довольства и солнечного света, а теперь
этот ближний возвращался назад совершенно переменившимся!
Г. Д. Уэллс, "Машина времени".
I.
-- Вхожу это я в сей кабачец, вижу -- прекрасный юноша смотрит в окно, и тень мировой скорби омрачила благородное чело... Кто бы это мог быть? Моментально соображаю: это он!.. Эх, юность, юность! Выпьем, молодой коллега, за юность! -- и, не обращая внимания на то, что перед его собеседником стоял только стакан остывшего чаю, Кружилин повторил: -- выпьем! -- залпом опрокинул стакан вина, крякнул и заговорил опять: -- К Ременникову приглашены?
-- Приглашен.
-- Ну, вот и великолепно! Совсем, как Чацкий -- с корабля на бал... Не предстоит ли и вам, милый юноша, испытать здесь в некоторой степени "горе от ума"?.. А?.. -- и Кружилин добродушно засмеялся.
-- Пожалуй, -- тихо отозвался молодой человек.
И оба задумались. Впрочем, Кружилин, может быть, ни о чем не думал, а просто в угрюмом молчании уставился в бутылку с вином -- привычка старого пьяницы. Но его собеседник думал тревожную и сложную думу.
Все было странно и неожиданно. Все было ново и таинственно. И еще больше сюрпризов ждало его впереди, потому что в новую жизнь он еще не вступил, а только стоял на пороге ее.
В течение дня Василий Ильич Караваев, молодой горный инженер, приглашенный на службу иностранной компанией каменно-угольных копей, успел осмотреть городок, разросшийся вблизи рудников и рельсопрокатного завода; посетил самый завод, рабочие казармы, больницу; познакомился кое с кем на заводе и в городе, но в своем руднике побывать не успел и с теми людьми, с которыми ему придется вместе жить и работать, не познакомился. Только с главным инженером, Ременниковым, поговорил по телефону, да здесь, в этом ресторанчике, куда он забрел уже под вечер, столкнулся с одним из своих сослуживцев Кружилиным. Василий Ильич испытывал странное волнение у преддверья той деятельности, к которой он давно готовился и о которой мечтал. Здесь, в этом грязном, закоптелом городке, ему показалось, что он сделал легкомысленный и преступный шаг; что он берет на себя непосильную задачу; что он растерял все свои познания, даже не имел их никогда; что слепой берется он вести пятитысячную толпу по пещере западней! Было страшно, и приходилось бодрить себя, вызывая мысли о служении идее, об открывшейся перед ним возможности общения с рабочими, применения своих теорий на деле...
-- Который час? -- прервал его думу Кружилин.
-- Восьмой.
-- Значит, едем?
-- Что вы! Еще успеем! -- возразил Караваев.
-- Струсили? -- лукаво улыбнулся Кружилин. -- Ничего, юный друг мой! Не смотрите вы так серьезно вглубь вещей!.. У нас край бодрости и легкомыслия... Плюньте на философию и вдыхайте волны жизни, как сказал бы поэт... А ехать надо. Ведь мы здесь не в России...
-- Как не в России?
-- Это, конечно, не в прямом смысле... Не совсем в России, хотел я сказать... Наши почтенные хозяева, сыны сурового Альбиона и деловой Бельгии, любят аккуратность!
Они вышли из ресторана. День кончался. Закрывались магазины. Торопливо проходили приказчики и купцы. Внезапно в эту деловую суету ворвались пьяные крики и ругань: проходила группа шахтеров. Потом с протяжным завыванием сирены пронесся роскошный автомобиль. Фонарей не было, да они и не нужны были. Всю ширь неба охватило зарево заводских труб. И так странно, так ново было для Василия Ильича все, что творилось вокруг него, что казалось ему сказкой, картиной на экране кинематографа.
-- Ну-с, для мечтаний вам предоставляется полчаса езды, а стоять тут некогда! -- слова встревожил его думу Кружилин.
Они уселись в коляску. Была зима, но ехали на колесах, так как санный путь в том году продержался не более двух недель. По зыбкой дороге лошади шли тяжело, коляска переваливалась со стороны в сторону, грозя ежеминутно вывалить седоков.