Против него сидел тот молодой шахтер, который остановил его сегодня в шахте. Это был совсем юный парень, без растительности на лице, широком, скуластом, загорелом, с маленькими глазками, которые перебегали с предмета на предмет, блестя какой-то торжественной радостью. Кто же из двух его товарищей был тот таинственный "один человечек", которого обещал привести молодой шахтер?.. Конечно, сидящий слева молодой человек с тонким, совсем не шахтерским, лицом...
Он заговорил первый.
-- Позвольте представиться, -- сказал он. -- Мы с вами еще нигде не встречались, хотя и служим на одном руднике. Я -- штейгер при второй шахте, и зовут меня Степан Карпович Лесной.
-- Очень рад! -- ответил Караваев, кланяясь.
-- А моих товарищей вы, вероятно, знаете. Они оба рабочие вашей шахты. Прокоп и Фома Косоурый.
Прокопа Караваев уже разглядел, а на Фому Косоурого взглянул теперь. Взглянул и вздрогнул. Ему показалось, что в его комнату вошла вся шахта, черная, закоптелая, угрюмая. Большой, широкоплечий, лохматый, весь в саже и пыли, с блестящими глазами, Фома Косоурый был настоящим, типичным представителем подземного племени.
-- Ежели изволите, Василий Ильич, -- заговорил Прокоп, -- так мы насчет кассы. А ежели позволите, так Степан Карпыч толком расскажет.
Штейгер не заставил себя просить. Он, кратко и точно выражаясь, объяснил, что они хотят основать союз углекопов, и им нужна поддержка инженеров.
-- А как к этому относятся рабочие? -- спросил Караваев.
-- Только бы утвердили. Растолкуем! -- отозвался Лесной.
-- И то сказать, растолкуем! Дело ясное! -- подтвердил Прокоп.
А Фома Косоурый погладил своей огромной, как лопата, черной и иссеченной рукой бороду и сказал медленно, как бы с трудом находя нужные слова:
-- Чего не понять-то! Обмозгуют! Тож у каждого котелок варит, -- он указал на голову. -- Дело простецкое! Вот на бельгийском сокращение идет. Которые всю неделю работали, теперь им четыре дня работы. Тут ежели б касса, так бы и жить можно. Чего не понять-то! Как проголодался -- так и догадался!
-- Тоже вот юридическая помощь -- назревший вопрос, -- заговорил Лесной. -- Если вы с этой стороны подойдете к делу, самый темный шахтер вас поймет...
-- Потому -- учены! -- оживился Косоурый. -- Нешто сами не знаете? Увечий-то сколько! Что на войне! То породой задавит, то клеть сорвется. Тоже водой шахту заливает. А то и выпал. [Выпал - шахтерское слово, обозначающее взрыв рудничных газов, имя существительное от глагола "выпалить". Прим. автора] Тоже ведь решительные бывают, сразу людей множество порешит! Помилуй Бог!
Фома перекрестился. Несколько минут все молчали.
Косоурый продолжал:
-- Тоже сказывают, нонешним летом выпал будет.
Это было сказано тихо, спокойно и уверенно.
Караваев взволнованно встал:
-- Кто говорит? Почему так говорят? Как можно знать заранее?
-- Ужо знают! -- спокойно ответил Фома.
-- Глупость одна! -- возразил Прокоп. -- Ежели позволите, так я так выражусь: суеверство -- и больше ничего!
Косоурый так же спокойно ответил:
-- Люди -- Божьи собаки, -- зря лают, а может, и правду знают.
-- Но что же говорят? Чем объясняют?
-- Которые про комету, а которые про газу. Крепко гудит, проклятая!
Фома опять перекрестился.
-- Перейдем однако к делу! -- предложил штейгер.
-- А я разве не дело говорю? -- обиделся Косоурый. -- Про юридическую и говорю! Как, говорю, не понять-то! Адвокат -- он законы знает! И чему какая цена, знает. Без руки, примерно, одна цена положена, а который безногий -- тому другая. А контора что. Она все норовит миром!
-- И что же, обижает? -- спросил Караваев.
-- Известно! Кобыла с волком мирилась, да домой не воротилась.
-- Правильно! -- подтвердил Прокоп.
-- А адвокат за темного хрестьянина заступник! Пожальте, скажет, мусью, по закону! А цена человеку такая, а который на семью работник -- тому больше! Вот она -- юридическая!
Было что-то жестокое, оскорбительное для влюбленного в жизнь Караваева в этих простых, но все же страшных словах о цене человеческой жизни, членов человеческого тела. Перед глазами встали цифры жертв рудничных катастроф. Он тщательно следил за этой кровавой статистикой, и каждая новая цифра волновала его. Но теперь огромное, многозначное число итога встало перед ним, как живое. Каждая единица в этом числе приняла образ Косоурова. Тысячи, десятки тысяч Косоурых лежат в земле обугленные, заживо погребенные. А он, этот случайно живой Косоурый, сидит перед ним и говорит так спокойно и так просто о ждущей его участи!