Чтобы перевести разговор на другую тему, Караваев спросил:
-- А до настоящего времени не пробовали объединиться?
-- Были попытки! -- отвечал Лесной. -- Да что. По тюрьмам народу немало, а толку не вышло! Видно, не так начали!
В разговор вмешались Прокоп и Фома. Все трое пережили здесь на руднике время митингов, забастовок и погромов. Была тогда, кутерьма и неразбериха. С митинга пошли бить евреев. Взволнованное шахтерское племя вырвалось из подземелья и опьянело от воздуха и солнца. Все перепуталось в шахтерской голове.
-- Теперь этого не будет! -- уверенно сказал штейгер. -- Надо работать спокойно, исподволь!
-- Потому, ежели изволите, и время теперь другое! -- вставил Прокоп.
-- Известно, сзади пойдешь -- больше найдешь, -- добавил Коcоурый, любивший говорить пословицами.
Беседа за чаем затянулась.
Около полуночи гости, условившись с Караваевым, что он напишет устав и постарается узнать отношение к союзу инженеров и администрации рудника, собрались уходить.
Внезапно вошла Елена.
Ее появление в эту пору было так неожиданно, что Караваев испуганно вскочил.
-- Здравствуйте, господа! -- громко сказала Елена.
-- Елена Дмитриевна! Что случилось? -- подбежав к ней, шепотом спросил Василий Ильич.
-- Ничего не случилось! Просто зашла!
К удивлению Караваева, оказалось, что его гости знали Елену и как будто даже не поражены ее странным визитом.
Она обратилась к штейгеру:
-- Ну, как? Василий Ильич, конечно, благословил? -- и в ее тоне прозвучала явная насмешка.
-- А разве, по-вашему, касса не нужна? -- спросил Караваев.
Елена посмотрела на него взглядом, полным холодной, уничтожающей ненависти. Под этим взглядом Караваев как-то осел, словно получил пощечину. За что? Вероятно, случилось что-то страшное. Такого взгляда не было у Елены. Эта ненависть относится к нему. Не к идее, о которой идет речь, а лично к нему. За что?
Елена между тем отвечала на его вопрос:
-- Как не нужна? Вам нужна! Моему брату нужна! Березину нужна! Слякотной душонке сытого печальника за голодных -- вот кому нужна ваша касса!
-- Что же рабочему нужно? -- тихо спросил Лесной.
-- Ах, если б я была шахтером! Показала бы я, что нужно! -- Елена взмахнула рукой. -- Да что говорить!
Потом она подошла к столу, залпом выпила чей-то остывший чай и заговорила быстро, нервно:
-- Что нужно? Нужно срыть вершины и засыпать ямы. Чтобы всем солнце видно было! Ваши теории! Я ненавижу ваши теории! У человека жизнь отняли, вы понимаете, жизнь, а вы говорите ему: борись -- и ты будешь работать на час меньше, получать на гривенник больше... Какая жестокость! Какой цинизм! Это вместо того, чтобы честно сказать ему: вылезай из подземелья!.. Жизнь твоя, как и наша, солнце твое, как и наше, земля, твоя, как и наша!.. Возьми то, что принадлежит тебе! Вылезай из подземелья и прокляни память о нем!
-- Что же выйдет, Елена? -- спросил Караваев.
А Косоурый проворчал:
-- Шибко хватили, барышня!
-- Что бы ни вышло! Все равно! Пусть все рухнет... Кому оно нужно? Ведь все -- люди! Ведь лучше землю взорвать, чем так!
Елена выкрикивала слова, как в истерическом припадке. Голос осел, в нем смешались хриплые звуки с визгом. Глаза, всегда воспаленные, теперь горели почти безумным блеском. Она была бледна и вся дрожала.
Сразу она оборвала свою речь и бросилась на диван, лицом вниз. Казалось, она рыдает.
-- Надо дать ей успокоиться, -- шепнул Караваев Лесному.
Степан Карпович мигнул товарищам, и все четверо вышли.
IX.
Караваев проводил своих гостей до ворот.
Все чувствовали себя смущенными, пришибленными. Расстались молча.
Василию Ильичу почему-то страшно было вернуться в комнату, словно там ожидало его что-то неожиданное и грозное.
Он остановился на крылечке и оглянулся.
Направо высилась труба его шахты и спокойно, равномерно дышала дымом и искрами. Прямо, до самого горизонта, светились розово-дымным светом такие же трубы. А позади разливалось, бушуя, безбрежное море пламени, -- то дышали бесчисленные трубы завода.
Океан жизни, океан труда... Нет страха и смущения в душе... Василий Ильич чувствует, как постепенно охватывает его восторженная, пьяная, почти безумная энергия. Сердце бьется быстро и громко... Работать, работать! Нет той ноши, которая показалась бы ему теперь тяжелой, нет той жертвы, которая может устрашить его! Работать, работать... для человека... с человеком! Как смешно торчит луна там, посреди небольшого клочка черного неба! Большая, круглая, темно-бронзовая, такая жалкая, такая глупая! Жалкая потому -- что она напрягла все силы, натужилась до красноты и все же бессильна осветить небо, горящее огнями, зажженными человеком! И даже этот черный островок неба в море розового дыма охватывает красное лицо луны тесным кольцом и смеется над ее потугами... Кто сильнее: природа или человек? Здесь царь -- человек! Здесь он всемогущ и непобедим!