«Жаль, — подумал я. — Остаётся надеяться, что ты напортачишь с командами. Тогда я тебя заколю».
— Не эту рапиру, болван ты русавый, — раздражённо бросил Антони. — Бери учебную с пунтой на конце.
Я повиновался. Вернув на стойку боевую рапиру, я взял другую с петлей вместо острия. Такие использовались для тренировочных спаррингов.
— Так. Слушай внимательно, мормилай. Твоя задача меня атаковать и защищаться. Сильно не бить, за каждый синяк, будешь платить пальцем.
«Подумаешь, напугал».
Антони набросил стёганную куртку, надел фехтовальную маску и, встав в стойку, замер, метя в меня острием рапиры.
— Начали, — крикнул он, тотчас прыгнув на меня, стараясь уколоть в лицо.
«А мне, значит, маска не нужна? Ну, давай коли, лиши меня зрения. Посмотрим, что твоя маман скажет на это».
Не знаю уж, то выучка или гордость, но я не позволил ему ударить себя. В последний момент взяв защиту глубоким шагом назад, я отвел его клинок в сторону, и толкнувшись вперёд, выиграл соединение. Пунта моей рапиры упёрлась ему в горло. Мне очень хотелось нажать. До одури и зуда в затылке, но я попросту не смог. Тело не слушалось. Я знал, что способен убить его даже петлёй вместо острия, но рука сдержала укол.
— Я поскользнулся! — взвизгнул юнец и саданул меня по лицу гардой.
Я даже не покачнулся.
«Мои дочери бьют сильнее».
— Ещё раз! — прокричал Антони, вставая в стойку. — Нападай!
Я сделал два коротких шага вперёд, выбросил руку и тотчас шагнул назад. Юноша купился, попытавшись контратаковать. Я хладнокровно отвёл его клинок свободной рукой в сторону, и шагнул вперёд, приставив сильную часть лезвия к его горлу. Я смотрел прямо в его наглые и столь же глупые глаза. В них пылала ярость. В затылке вновь начал пульсировать пучок боли.
— Ещё раз! — взвизгнул Антони, отшагивая назад.
Я сделал шаг вперёд. Ещё шаг. А затем сразу два, медленно толкнув правую руку, метя ему в грудь. Я делал это нарочито топорно и открыто, чтобы господин мог взять защиту. Тот радостно сбил в сторону мой клинок и уколол в живот, пружинисто опустившись в низкую стойку. Его рапира изогнулась, встретившись с моей плотью, свидетельствуя о том, что хозяин провёл успешную атаку.
— Что и требовалось доказать, — победно заявил Антони. — Русы неспособны учиться, вас легко обмануть, а затем покарать. Неудивительно, что ты сдох, — добавил он, чуть запыхавшись.
«Уже трясётся. И это мы трижды сошлись, и я поддался. Ох, парень, желаю тебе почаще бросать вызовы на дуэли».
— Ладно, кое-что ты можешь, и это главное, — напыщенно сообщил Антони. — В настоящем бою, успеешь принять на себя несколько ударов, а уж я прикончу тех, кто останется.
«Какой же ты жалкий, — подумал я. — Неужели в твоей жизни нет ничего важного и значимого, что ты самоутверждаешься за счёт послушного зомби».
Антони подошёл к окну, сбросив тренировочный колет и маску, плеснул себе воды из хрустального графина в пузатый бокал и жадно его опустошил, проливая на белоснежную сорочку. Приоткрыв ставни, он посмотрел куда-то вниз, некоторое время всматриваясь.
— Ладно, на сегодня хватит, — бросил он, ни то мне, ни то сам себе, оставив оружие на глубоком подоконнике. — Иди за мной, мертвяк.
Я послушно зашагал следом.
— Господи, какой же ты тупой, — рявкнул Антони. — Рапиру поставь на стойку! Идиот…
«Эх, что ж… Попытаться всё равно стоило».
Особняк был построен в форме кольца. Мы прошли по длинному коридору, минуя проходные залы, затем спустились на этаж ниже, миновали ещё несколько коридоров, сворачивая, а затем спустились ещё этажом ниже. Антони толкнул ногой дверь, входя на кухню. Здесь хлопотали две кухарки, одна постарше, лет пятидесяти, другая помоложе. Я бы не дал ей не больше двадцати. Тугие каштановые локоны свивались в спирали, спадая на её хрупкие плечи. Аппетитная, явно незнавшая кормления грудь, натягивала запачканный мукой передник. Заметив господина, обе опустили головы, застыв, как статуи.
— Майя, ты на сегодня свободна, — ледяным тоном обронил Антони. — Ступай.
— Благодарю, господин, но у нас ещё много работы, — тихо прошептала та, что постарше.
— Я сказал, — процедил сквозь зубы юноша. — Ты. На сегодня. Свободна.
— Благодарю, господин, — дрогнувшим голосом ответила женщина, и отпустив неумелый реверанс, вышла.
Антони прошёл вдоль длинного стола, и подцепив носком стул, выдвинул его и сел. Он молчал, плотоядно разглядывая оставшуюся кухарку.