Сзади послышался шум приближающихся голосов. Судя по возбуждению, с которым спорила о чём-то Наталья, вопрос стоял всё-таки о часовне. Ну, конечно! Если тут что и оставалось, что могло ещё поразить и заморозить, так это именно сей скабрезный факт.
— Вадим Николаич, — начала издалека Наташа. — А куда вы дели нашу часовню?
Тон был игриво официальный, но даже за показной весёлостью угадывалось некое смятение. Оторопь, лучше сказать…
— А вот не скажу! — В тон её кокетству ответил Вадим. — Угадай, в каком кармане?
Наталья что-то фыркнула, а Олег, шмыгнув носом, кивнул Вадиму за спину.
— Что, Николаич, чудеса иссякли? Часовенка тю-тю!
— С чудесами вопрос, думаю, не закрыт. А часовенка… Возможно, и вернётся.
— Вот тебе, бабушка, и здравствуй, Новый год! — Вырвался поверх остальных голосов голос Климова. — А как же чистка душ? Не-е… Ну, в самом деле. Я такую речь приготовил. Настроился… И тут оп! Исповедальня-а, ты где? Ау-у!
— Да-а… Тут нам перекрыли кислород. — Вздохнул Зорин. — Странно даже. До этого шли только навстречу.
— И что теперь? Что делать? — Задал вопрос Чернышевского Головной.
— Не знаю. — Вздохнул снова Вадим. — Не знаю…
Тут он нисколько не лукавил. Организм устал сопротивляться. Набивать понт, что всё отлично, всё под контролем становилось глупее некуда. Пришла пора и растеряться. Не так чтобы до жути, а искренне как есть. Чтобы сделать паузу и… Мобилизоваться.
Взгляд Вадима метнулся к Люсе. Определённо эта девушка стала загадкой. Невозмутимое непроницаемое лицо. Лишь в глазах отдаленный огонёк чего-то такого… Безумия или сумасшествия, какой частенько витает у гениальных ученых, маниакальных творцов непостижимых идей.
— Может быть, Люся что-то предложит? — Осторожно спросил Вадим и уже само обращение к младшему чину команды, исходящее от всезнайки Зорина выглядело в глазах остальных как дань уважения к расспрашиваемой.
Ответ вышел быстрым и не таким, какого он ждал. Кратким.
— Я уже предлагала.
После этого повисло молчание и обдумывание конечной фразы.
Вадим помнил, что предлагала Люся: отпустить её в эту «яму», дабы она извлекла там какие-то знания. Возможно, в этом есть перспектива. Возможно. Но Вадим на это не мог решиться. Для сравнения аналоговая ситуация, когда опытный сапер поглаживает адскую машину неизвестной конструкции. Опыт есть, да вот случай не тот. Неверный проводок и пишите письма в поднебесье! Потянуть Люсин вариант — означало рискнуть. Да и Олег рядом… Цербер. Категорично зол и, безусловно, прав! Любящий муж.
— Значит тайм-аут. — Подвёл черту Вадим. — Ночевать будем не здесь. Как я уже оговаривал, бросим кости в предбаннике…
— Где?
— На предвхожье Холма, в общем. Костерочек — на старом пепелище и палатки повтыкаем, где поровнее.
— Может, всё же здесь, Николаич? Опушка под стать.
— Не спорю! Но лучше упасть там, где не глючит сказками. Конечно, и там можно нарваться, но… Здесь мне как-то не шоколадно. Всё исчезает и появляется. Люся проваливается. Нет! Вернёмся в предбанник!
— Я воль, командир! Как скажешь. — Олег тряхнул «ижевкой».
— Возвращаемся!
Возвращение на исходную позицию было стратегически принципиально. Вадим не только боялся непредсказуемых чудес. Он опасался, что подобный морок может оказаться не таким уж безобидным и вполне допускал его недоброе воздействие, если не на тело, то возможно на психику. Люся была ТАМ, и что-то в ней повернулось, стронулось… К худшему и ли к лучшему время покажет. Возможно, стрематься нет причин. Может быть, эта блажь выскочит краем, но кто знает… Лучше уберечься от тесных контактов с неведомым. Избежать.
В течение часа группа успела обосноваться, запечь на углях оленину, поужинать и отчаёвничать. Разговоры были обычные, абсолютно не касающиеся текущих заморочек. Трепались о своих делах в городе, увлечениях и пристрастиях в кулинарии. Однако Зорин чувствовал натянутость даже в незамысловатых репликах. Была какая то усталость, оцепенение и вероятный шок, неумело припрятываемый внутри. Судя по тому, что тема призраков-двойников не муссировалась почитай сорок минут, а потом даже не вспоминалась, Зорин понял, что ребята морально выдохлись хоть и делают стойку бодрячком. Пора восторгов по поводу архи-таинственного миновала. На лбу каждого и каждой Зорин читал крупными буквами: домой, в ванную и в милую сердцу постель. Оттягивание этих простых элементарных вещей делало дорогу назад желанной, донельзя невозможной и оттого вдвойне, нет втройне притягательной. Чувство вины за поворот событий Зорин, конечно, ощущал, но уже не в той мере, что в начале. Понимание виноватости за своевольный поступок как то притупилось, отодвинулось за рамки общего плана. Осталось только настоящее и довольно смутное будущее, а ещё давили подвешенное состояние безвестности, отупелая хандра и… Мерзкое чувство подопытности, так кажется… Вадим не был уверен, что подобные истории обходят голову стороной. Любой стресс, полустресс — уже отпечаток на нервах и любой профессор скажет, что психическая организация податливей пластилина. Привыкнуть легко, а вот отвыкнуть не всегда просто. Уравновешенные парни, вернувшиеся с войны, в тишине ломаются с хрумком. Испытано на собственной шкуре. Чего ждать от таёжного морока, который превзошёл ожидания, Зорин не знал, но догадывался, что забывается такое трудно.