Зорин взглянул на Олега. Тот, нахлобучив капюшон энцефалитки, сидел, склонившись над полешками, и меланхолично мельчил их топором. Делал это он отвлечённо, скорее, чтоб занять руки. Мыслительный процесс его был далеко за границей этих дров. Наташа, сославшись на усталость, ушла отдыхать в палатку. Люся и Ваня по понятным причинам отсутствовали, минут уже как пять. Капюшон затенял лицо, а низко опущенная голова Олега открывала порой лишь переносицу. Глаза его были неконтактны.
— Олег! — Неожиданно обратился Вадим. — Я понимаю, личное есть личное, но просто скажи: на что это похоже? Как это выглядит в картинке?
— Как выглядит? — Глухо оборонил Олег. Он прокашлял связки, покряхтел и бесцветно продолжил: — Знаешь, Вадик, поначалу это забавно. А потом… Ты когда-нибудь спорил с самим собой? Пусть не вслух, а в мыслях?
— В последнее время часто. И почти вслух…
— Значит, увидишь там того, с кем споришь часто. В телесной оболочке, кстати. — Головной устало улыбнулся. — Он вытащит перечень твоих грехов. Ты будешь сопротивляться, спорить. Но в итоге прав окажется он. Хотя не знаю! У тебя может по-другому выйти. В моём измерении меня растянули грамотно. Мало не показалось…
— Ясненько. — Резюмировал Вадим, хотя полной ясности он не получил. Вторым «я» у него выступал абстрактный и нудный голосок. Увидеть обладателя с лицом и в полный рост… Звучит интригующе…
— Спорщик — это… Наши копии? — Спросил снова Вадим.
Олег покривил губы.
— Может статься. Но не обязательно. В моём случае он влез в шкуру одного гада. Кого я ненавидел в детстве. Такая вот весёлая ботаника.
— Последний вопрос, Олежек и отстану…
— Да спрашивай, чего там!
— Смысл есть в этом? А то я вот гляжу: ты не больно-то окрылён.
— Смысл? — Почесал нос Олег и откинул капюшон. — Определённо есть. Ты не смотри, что я раскиселился. Этот кумар пройдёт. Для меня счас важно правильно в себе повернуть. Чтоб не повторять ошибок. А сходить «туда» стоит, Николаич. Факт!
Вадим хотел что-то сказать, но в ответ только кивнул. Олег, в принципе, итогово подвёл черту.
Солнце опасливо присаживалось на шапки далёких сосен. Шла одиннадцатая минута Ваниного «сеанса». Наталья, вероятно, отболтается… Не беда. На крайняк, с утречка уговорим. А пока, готовься, Гагарин номер четыре…
Ваня.
Садящийся диск солнца отражался в водной глади бархатного моря. Приходящие волны облизывали песчаный брег и обрамлением этой идиллии служили роскошные пальмы, кренящиеся отчего-то друг к другу. Ваня никогда не отдыхавший на море, с щемящей тоской ощутил знакомость места, и вместе с тем зрело твёрдое понимание, что его здесь быть не могло. По крайней мере, в этой жизни. Противоречие между эмоцией и чувством объективного толка рождало насущный вопрос: где он ЭТО мог видеть? В телевизоре, в журнале, во сне? В мечтах? Вряд ли… Захотел бы, мечту воплотил бы в лёгкую. Что ему коммерсу собраться куда-нибудь в Геленджик или Гагры. Не мечтал он об этом, хотя вероятно и подумывал, но… В итоге забурился в тайгу, о чем, кстати, и не жалеет. И где скажите родные сердцу сопки и прелый смолянистый запах леса? Ну, вот откуда в тайге взяться морю? Озеро Байкал здесь близко не в рост. Песка там нету, да и пальмы не кучерявятся. Да и вообще, Ванька брось перед собой ребусы выстраивать! Прекрасно знаешь, что подсознанка рулит. Но если так, то где это он всё видел? Картинки, журналы, кино… Стоп! Назад! Вырезанная картинка из журнала и наклеенная на стен… Почти рядом! Потому что если быть точным: на стене обшарпанной комнатушки в общежитии напротив его койки был наклеен календарь. Выцветший, двухлетней давности. Это не имело значения, потому как других красивостей кроме календаря, в убогой серой комнатёнке не было, и Ваня, хочешь не хочешь, каждый вечер упирался взглядом в этот алеющий закат над морем и клонящиеся друг к другу пальмы. Точно! Вот откуда это выплыло. Ну и ну! Засело ведь прочняком, надо же…
Ноги сами собой понесли по направлению к морю. Климов успевал вертеть головой и отмечать новые и неожиданные нюансы воплощенной реальности. К примеру, песчаные дюны, ступенчатой пирамидкой наветренные, очевидно, с моря по левую руку от него. В правой стороне острова (как понял Климов, это был остров) тянулась вдали тёмная полоска лесных холмов. Задняя половина суши уже окуталась в предсумеречную зону, вестника скорой ночи.