Наконец, слава тебе боже, группа поднялась, выбралась из поганого приямка. Тени и смрад отступили. Но как водится, с гостей их вылетели провожать несколько сотен отъявленных злючек. Провожатые не хотели расставаться, но метр за метром, как неизбежность — полынь, солнцепёк, людское неприятие сократило их число. Самые настырные ещё покрутились немного перед глазами, но с подувшим северным ветром схлынули. Вот и всё. Зорин облегчённо выдохнул и оттёр лоснящийся лоб. Ощущение копошения под кожей исчезло. Зато в остроте проявились как маленькие щипчики места, покусанные мошкой. Всё-таки покоцали, несмотря на промазанные поры. Либо мазь потеряла свойства, либо гнус оказался чересчур агрессивен. Но, то малая кровь, нежели б случилось, если б погнали в Кривосучье с незащищённой сухой кожей. Живого места бы не оставили, съели бы…
— Все живы-здоровы? — Вадим оглядел своё, гнусом покрещённое, войско. Равнодушных к марш-прорыву не оказалось. И самой инертности, если таковая приходилась по объёму одной пятой на каждого, сейчас просто быть не могло. Все излучали динамику: Наташа трогала лицо, охая и причитая, Люся встряхивалась, подпрыгивала и выворачивала рукава, пытаясь, как видимо ей казалось, изгнать оттуда последних паразитов. Парни держались стойко, хотя тоже то и дело почёсывались.
— Капитан! Нас приняли по полной! — Сказал Иван, копошась пальцем в правом ухе. — В прошлый раз, помнится, как-то всё миленько прошло. Если сравнивать… Да, Голова?!
— Николаич, жесткач реальный! — Сказал Олег, вытягивая шею, словно собирался вытянуть её на порядка два повыше. Пальцы его касались покраснений, маленьких крошечных точек, усеянных до подбородка.
— Согласен. — Вадим кивнул. Отчего-то факт пострадавшей от мошкары группы принёс странное необъяснимое удовлетворение. Он тотчас понял отчего. Физическая боль, неудобство, кровь, злость, пот и зуд — было прерогативой реального физического во всех отношениях мира. Дешёвая поделка с оводами в предвхожье Холма не могло сравниться с тем, что произошло сейчас. Кажется, и ребята это поняли. Несмотря на искусанные кисти, шеи, лбы все находились в позитивном добром настроении.
— Вадим! — С укоризной и долей кокетства обратилась Наталья. — Ты нарочно нас завёл в этот приболотник! Чтоб разбудить нас, да?! Чтоб мухи накусали нам мягкие места, и мы почувствовали, что почти дома. Так?! Я верно, понимаю?! Тиран…
— Ну-у, в каком-то смысле… Вас надо было встряхнуть. — Подыграл Зорин, хотя подобных умыслов и не носил в голове. — А то расклеились! Разнюнились… Если честно, ребята, больно-то выбора не было. Обходной путь, разумеется, есть! Как впереди, так и сзади. Только выкраивать крючок в зоне повышенного риска… Увольте! А дальше Заячьих надо подниматься по верховью… Там крюк — о-го-го! Вытянет ещё на сутки похода! По любому, не одним денёчком. А так… До просеки рукой подать. Во-о-он, она, полосочка! Видите?! По краю стелется… В оптику хорошо видно.
Он подал бинокль Олегу, а тот спустя, Людмиле. Походники, если верить карте и памяти Вадима, располагались сейчас под Боготяновкой, в трёх верстах от деревушки, что когда-то являлась сбором золотодобытчиков Александровской эпохи. Если доверять россказням стариков, в местах этих водилось золотишко, ещё до первого царя Николашки. И страсти тут кипели покруче приисков Джека Лондона. Потом страсти поулеглись. Золота не стало, как не стало и поклонников его. Поселение в три двора и два кола быстро позабыли, хотя нет-нет, а через поколенье, другое, наведывались алчные внуки и правнуки отчаянных авантюристов. Бури, ураганы, дожди, снегопады превратили частоколы и постройки, в полутлен, а частые пожары окончательно в золу. Зола имеет свойство развеиваться, а на месте пепелища рано ли, поздно возьмутся корнями новые побеги кедрачей, сосен, лиственниц. Так оно и вышло. Деревушки не стало, а название осталось. Пронеслось над веками. Боготяновка. Любили люди мечтать…
— Всё, браточки! Трасса скоро! — Ликующе возгласил Олег, смяв в кулаке законченную пачку сигарет. Бинокль в руках держала Наташа, водя «оптику» влево-вправо. Кивнула, что-то уронив под нос. Рядом оскалился Ванька (тоже с искусанной шеей).