— Пессимистичный вывод. Получается, какую бы цель я перед собой не поставил, мне до нее никогда не дойти, потому что я не знаю с чего начать. Это напоминает мне сказку про Ахилла, который никогда не догонит черепаху. Но ведь он ее все-таки догоняет! И целей мы рано или поздно достигаем…
— А почему мы их достигаем, вы задавали себе вопрос? — накинулся Цанс. — Мы достигаем цели, потому что благодаря нашему разуму мы способны постоянно менять алгоритм. Начальную точку — точку А — мы как правило выбираем неверно, но зато на следующем шаге пересматриваем выбранный алгоритм, корректируем его. В абстрактной же задаче, которую я изучал, алгоритм шагов задан заранее. Такой, фиксированный алгоритм никогда не приведет к нужной цели. Но я решительно не согласен с тем, что эта теория пессимистична. Пессимистичен детерминизм, пессимистична предсказуемость. В отличие от детерминизма, невычислимость аттрактора означает, что мы живем в мире открытых возможностей — мы не движемся по предписанным путям, а постоянно находимся в поиске. По-моему, это замечательно!
— Уговорили, — согласился я. — Нельзя плыть по течению.
— О, плыть по течению в любом случае нельзя! — с иронией воскликнул Цанс.
— И не будем… Скажите, каков, так сказать, спектр применения все этой теории?
— Она универсальна, как универсален хаос, — коротко ответил Цанс. Он опять что-то искал в шкафу. — Да где же он?..
— А в динамической лингвистике она используется?
— Безусловно. В человеческом мышлении заключен свой хаос, у него есть свои аттракторы и невозможно направить мышление к какому-нибудь определенному аттрактору. Это даже более очевидно, чем в случае, скажем, эволюционных процессов. Почему вы спросили о лингвистике?
— Хочу связать воедино аттракторы, виртуальные игры и Бенедикта.
— Ну это просто, — Цанс выудил со дна шкафа миникомпьютер и положил во второй чемодан. — Аттракторы возникают, если в игре симулируется динамический хаос. А Бенедикт… — Цанс отвернулся к чемодану, — а динамическая лингвистика возникает, если в игре симулируется высокоразвитая разумная жизнь.
Я обошел Цанса так, чтобы видеть его лицо.
— Профессор, вы хотите сказать, что Бенедикт и Корно работали над новой игрой, где симулировалось бы реальное общение, язык, культура, ну и тому подобные вещи?
Цанс старательно прятал глаза.
— Все, наконец-то, упаковал…
— Профессор, — настаивал я. — Не уходите от ответа.
— Это не моя тайна, — выдавил он.
— О новой игре вам сказал Вейлинг?
— Да, но пожалуйста, я дал слово не распространяться…
Я временно отступил.
— Вы ничего не сказали о тех оговорках, с которых я начал. В статьях говорилось, что при некоторых условиях аттракторы вычислимы и там же упоминалась Другая Вселенная.
Цанс понял, что либо он отвечает на вопрос, либо я возвращаюсь к теме новой игры.
— Речь идет о контролируемом локальном нарушении причинно-следственных связей. Если суметь использовать такое нарушение для вычислительных целей, то скорость вычислений можно увеличить в любое число раз и алгоритм, бывший ранее бесконечным, станет конечным. Заметьте, это не опровергает мою теорему.
За окном послышался сигнал такси.
— Ну все, мне пора, — сказал Цанс.
— Я вас подброшу.
— Не стоит, — и он посмотрел на чемоданы.
Я их тут же подхватил: раз уж профессор дал мне возможность найти путеводитель, то почему бы не отблагодарить его за это?
Загрузив и чемоданы и Цанса в такси, я спросил:
— Профессор, Брубер не говорил вам, зачем он полетел на Ауру?
— По делам комитета «В защиту договора». Возможно я ошибаюсь, но мне показалось, он собирается встретиться с моролингами.
— То есть он этого не афишировал.
— Более того, он это отрицал.
Я пожелал ему счастливо долететь. Выждав, когда такси наберет высоту, взлетел сам и проводил такси до Центрального космопорта. Регистрацию Цанс прошел без задержек, ни с кем из пассажиров не разговаривал. За влетом челнока я наблюдал с воздуха, пока мне не приказали покинуть зону космопорта. Вернувшись домой, я обнаружил в почте квитанцию со штрафом за «несанкционированное нахождение в зоне полетов».
17
В начале девятого утра я сидел у себя на кухне и не спеша намазывал фруктовый майонез на тосты. Тосты подгорели, у ненавистного майонеза давно вышел срок годности, но больше в доме есть было нечего.
Запищал комлог: Шеф воспользовался закрытым каналом.
— Привет… слушай, а чем это у тебя пахнет? — он покрутил носом.
— Шутка с бородой, Шеф.
— Хм, а Ларсон выдал за свежую… В общем, собирайся, летишь на Ауру. Полчаса на сборы, потом — в Отдел, домой возвращаться не будешь, поэтому вещи захвати с собой… Рот закрой, все объясню в Отделе.
С чего он взял, что я удивился? Все едут на Ауру: Брубер, Цанс… Рунд и моролинги там давно живут.
— Ладно. Аура, так Аура. Татьяне передайте, что я ее очень любил, насчет венка проконсультируйтесь у Яны, у нее хороший вкус…
Его уже не было на экране.
Жирно смазанные тосты отправились в мусорное ведро. Кофе выливать было жалко, и я его допил, хотя и потерял на этом секунд шесть-семь. В дежурный рюкзак полетели туалетные принадлежности, аптечка, кое-что из белья, полупустой пакетик с тостами, путеводитель по галактике и бластер. Из тайника в вентиляционном окне был извлечен пакет с идентификационными карточками на разные имена, включая женские.
Снова запищал комлог. На дисплее мигал позывной Шефа: «Черт». Этот позывной Шеф стал использовать после того, как пронюхал, что в автопилоте моего флаера Отдел проходит как объект «У черта на рогах».
— Я еще тут.
— В Отдел не заходи, встретимся у парковки. Жду.
У парковки… Это что-то новенькое.
Шеф стоял между двумя флаерами. Размахивая руками, он показывал, где мне приземлиться. Он полагал, что я втиснусь. Интересно, когда он последний раз парковался на общественной парковке? У начальства персональные места на крыше Редакции.
Я сделал ему ручкой и полетел в конец парковки. Шеф, грозя кулаком, побежал следом. Значит, дело действительно срочное.