Оглядев кругом толпу, Оксана поняла, что отступать ей больше некуда. Да и надо ли, если единственный её сын пропал среди бела дня, а по всему селу, не чураясь солнечного света, бродят кровожадные чудовища.
– Что вам всем от меня нужно? – пытаясь не терять самообладания, процедила она сквозь зубы. – Али не всё вы у меня забрали, что только могли забрать, нелюди? Али морды ваши всё никак не насытятся, пока всех вокруг во гроб не загонят?
– Ты дала мне замёрзнуть насмерть. – Злобно прошипела Берениха. – Ты принесла мне погибель, которой я не искала.
– Ты позволила мне умереть, ведь обряд не был завершён из-за тебя. – С жаром в голосе прибавил Юрашек, и Оксана узнала голос, который только что так хорошо имитировал интонации её сына. – Ты – первопричина всех наших бед.
– Да мне тогда только десять лет минуло! – Со слезами прокричала Оксана. – Испугалась я чужих в дом, да ещё так поздно, пущать. Родители в кумовней хате гостили; одна я осталась под вечер, а как услышала стук и хрипы у двери, так и обмерла вся. А потом лучину погасила, да в угол забилась. Ждала, что дальше будет происходить. А дальше стук копыт почудился; то нечистый по твою, ведьма старая, душу приходил. Ну да не моего ума дело уже, что обещано – то и взято. А с чего это вы все днём пожаловали? Что, света не боитесь больше?
– Да какой уж тут свет, Оксанушка. Зимнее солнце плотно скрыто облаками; оно светит, да не греет. Мы всегда могли приходить и днём, чай не весна же. – Подала голос Оксанина мать. Он звучал до того безжизненно, что и со спины в говорившей можно было безошибочно определить тулово, навек лишённое души.
– Так зачем вся эта дурь с ночными песнями под дверью? Отчего с полночью из могил подымалися, а с первым петушиным криком со двора бежали?
– Так интереснее. – Хохотнул Юрашек.
– Так интереснее! – пропищали чертенята, всё ещё водившие вокруг безумный хоровод.
– Всё это просто правила игры. – Также монотонно и безжизненно пояснил Павел. – Мёртвые играют с живыми, живые играют с мёртвыми. Интересно играть по правилам. А без правил – неинтересно. Но иногда все устают, и игра тогда просто заканчивается.
– Устала я. – Выдохнула Берениха. – Столетиями по земле маюсь, да в неё не войду никак. Говорили мне, что устану от всего, а я не верила. Да и Моровушка-матушка устала, спать ей пора.
– Она приходит один раз за век, а когда и за два. – Перестав улыбаться, добавил Юрашек. – Собирает свою кровавую дань и вновь засыпает. Иногда всё повторяется, когда кто-то случайно впустит её в этот мир. Кто может сказать, когда она уснёт навеки?
– Что ей от меня-то надобно?! – вскричала Оксана со слезой в голосе. – Чем ещё Моровица собралась потешиться?
– Ничего ей не надобно, кроме возмездия. – Опустила голову Берениха. – Я своё уже получила. Теперь ты получи своё.
– Это единственный способ закончить игру. – Вторил ей Павел. – Только с тобой всё и закончится. Все мы уже устали.
Черти перестали плясать. Все уставились на Оксану в молчаливом ожидании, не отходя от неё ни на шаг, но и не приближаясь. Она оглядела бледные, синюшные лица присутствующих, из-под иссохших и истончившихся на холодном ветру губ которых виднелись кончики острых клыков. Годы хождений по мукам заострили также подбородки и носы, сделав их по-особенному осунувшимися; кожа плотно обтянула черепа, туго объяла каждый костный выступ. Лица эти походили теперь на лики высохших мумий, а от их в прошлом румяных, налитых кровью после удачной охоты щёк, не осталось ровным счётом никаких следов.
Впервые Оксана смотрела на них с жалостью, дивясь самой себе, откуда в ней могло родиться это странное чувство. Наконец она, собравшись с силами, промолвила:
– Она хочет возмездия? Хочет справедливости? Ну так поклянитесь мне, что не тронете моего сына. Делайте со мной, что вам только вздумается, а сына моего трогать не смейте!
– Мы не тронем твоего сына! – хором ответили шатуны.
– Мы не тронем твоего сына! – вторили им черти.
– Он придёт домой целым и невредимым. – Заверил её Юрашек.
– Никто из нас его не тронет. – Добавила Берениха.
Оксана кивнула. Из окружившей её толпы отделились фигуры её отца и матери. Они подошли к ней вплотную и отец, обнимая её крепко, прошептал ей на ухо:
– Пора тебе, доченька, вернуться под сень отчего крова…
* * *
Возле собравшихся в круг людей клубился, извиваясь у ног змеистой позёмкой, белый дым. Поднимающийся туман охватывал каждого из пришедших и поглощал его, словно заглатывая в большую невидимую пасть; очертания фигур плавились, растворялись, и окончательно терялись в этом дыме, навсегда оставляя грешную землю. Люди исчезали один за другим, превращаясь в холодный туман да позёмку, вздымающую с земли и несущую по свету колкие ледяные брызги. Наконец в клубах белого пара осталась одна-единственная фигурка, закрывшая лицо руками и стоящая на коленях. Мало-помалу туман рассеялся, и она, распрямившись, поднялась на ноги, а затем привычным шагом пошла к себе домой, дожидаться загулявшегося где-то сына.