Дорога вывела его к чьему-то крыльцу, состоявшему из серых ступеней под чёрной железной дверью, рядом с которой была прибита табличка с непонятными символами. Подойдя поближе, он рассмотрел на ней круглые, словно монеты, выступы, провёл по ним рукой, ощупывая гладкую блестящую поверхность с выдавленными в них цифрами. От цифр изливалось зловещее зеленоватое свечение, не похожее ни на один из источников света, которые когда-либо встречались Егору; этот свет странным образом был похож на тот, что исходил из прямоугольников, торчащих на высоких стволах, и прибитых к большим квадратным коробкам с окнами табличек.
Внезапно послышался короткий перелив трели, и дверь распахнулась, обдавая мальчишку внутренним теплом хорошо натопленного помещения. Одновременно с этим в нос ударил запах сырости и неуюта, так не похожий на запахи домов, в которых он когда-либо бывал. В дверном проёме показался человек, одетый в высшей степени странно и непривычно, но обращать внимание на это, в свете последних наблюдений за окружающим миром, Егору показалось бессмысленным: ему вообще ничего теперь не было понятно, кроме того, что он обязательно, во что бы то ни стало, должен был попасть внутрь.
– Впустите меня. – Приказным тоном отчеканил Егор, поначалу даже слегка удивившись своей решительности. – Разрешите мне войти внутрь.
Человек уставился не него, широко распахнув глаза, потом усмехнулся, вновь обдав его волной тепла, только теперь смешанного с тяжёлым запахом перегара, и промямлил:
– Да хто ж тебя держит, ступай, родной. Ключи забыл, что ли? Это ты откуда такой грязный? А что за форма на тебе? Так на физкультуру теперь ходят?
Егор молча вошёл в тёмное помещение, не удостоив прохожего ответом, и быстро стал подниматься по лестнице, ломаными линиями восходящей вверх, куда-то туда, откуда шёл запах, так манивший его теперь. Сказать по правде, он учуял его уже давно, как только выбрался из-под земли, учуял и пошёл за ним, не вполне соображая, куда и зачем он идёт. Вместо приветливых сеней его теперь встречали глухие каменные клетушки, в каждой из которых было аж по пять или даже по шесть дверей, на которых, так же, как и на светящихся монетках с железной таблички, были начертаны различные цифры. Миновав несколько пролётов и дойдя до цифры «48», мальчик остановился, ощутив, что запах идёт именно оттуда, и припал лицом к дверному просвету, из которого тянуло чем-то особенно привлекательным. Какое-то время он, облизываясь, жадно втягивал раздувающимися ноздрями тяжёлый воздух, выходивший оттуда, а затем легонько постучал своим маленьким грязным кулачком по деревянной двери, прислушиваясь к каждому шороху, исходившему изнутри.
Послышались тихие, едва различимые шаги, – видимо, детские, – и кто-то вплотную приблизился к замочной скважине, не говоря ни слова.
– Открой мне дверь. – Прошептал Егор. – Я есть хочу.
– Я тоже хочу. – Отозвался слабый детский голосок за дверью. – Я уже очень давно ничего не ела. Ни крошечки.
– Так поешь. И меня впусти. Вместе поедим.
– Не могу. Он мне не дает. Ни мне, ни им. Мы все очень хотим кушать.
Егор не стал уточнять, кто не дает им еду, и кто такие эти мы – его набиравшие скорость инстинкты не оставляли времени и желания для выяснений таких тонкостей. Он продолжил – монотонно и упрямо, не меняя интонации:
– Впусти меня. Мне холодно. Разреши мне войти.
– У меня нет ключа! – Голос за дверью сорвался на тихий плач. – Дверь заперта! Помоги нам, он нас всех тут убьёт! Позови соседей, вызови полицию!
Егор задумался. Последние слова девочки за запертой дверью показались ему непонятными. Ранее он слышал, как ведьмы вызывают духов и демонов из глубин преисподней; слышал, как подьячий Аким, перепивший и переевший на гулянке у Васьки Косого, вызывал у себя рвоту, но вот как вызывают полицию – то было ему доселе неведомо.
За дверью послышались и вторые шаги – быстрые и тяжелые, словно кто-то специально пытался топать как можно сильнее и внушительнее, дабы нагнать страху на незваного гостя.
Мальчик припал чутким ухом прямо к замочной скважине, хотя это было и ни к чему – происходящее внутри было и так слишком хорошо слышно.