– Не кручинься, сердынько. – Ласково потрепал её отец по светловолосому затылку. – Бабка Берениха старая ведь была уже – в чём только душа держалась! Год-другой и так вся бы вышла. Третьего дня хоронить её пойдём все вместе, какая-никакая ведьма она была, а всё ж тварь Божия, отпевать по всем канонам надобно. Да ну полно об этом! Что ж ты всё молчишь, робеешь? Разбирай гостинцы, что мы с матерью тебе с гостей принесли!
С этими словами отец поставил на стол мешок с пирогами и калачами, приговаривая, как славно они с матерью посидели у кумы, каких занятных историй наслушались! Оксана медленно жевала вчерашнюю ватрушку с творогом и пыталась отвлечься от тёмных мыслей, погрузившись в отцовы рассказы, хотя получалось это неважно. Время от времени отец поглядывал на окно, возле которого стояла новая восковая свеча с явно подпалённым концом, но ничего о том не говорил, а может, и правда не обращал на это никакого внимания.
* * *
Три дня до похорон Беренихи пролетели как один день. Раньше Оксане казалось, что время тянется несоизмеримо долго, особенно, когда приходилось ждать, но теперь она отдала бы всё на свете, чтобы этот воскресный день никогда не настал. Кое-как надев на себя сорочку и подвязав юбку пояском, она на ватных ногах двинулась в сени, где долго не могла попасть в непослушные рукава своей шубейки, за что удостоилась раздражённого окрика матери. В конце концов, уже не понятно, на что надеясь, Оксана капризно заскулила:
– А можно я не пойду, пожалуйста…
– А ну-ка хватит! – Раздражённо гаркнул отец. – Некрасиво себя ведёшь! Непорядочно!
Что некрасивого и непорядочного в нежелании смотреть на едва знакомую ей покойницу, Оксана не знала. Но грубый голос батюшки и недовольство маменьки отчего-то разогнали её нехорошие ощущения, и некое странное, непонятное и едва зарождавшееся чувство, которому девочка не могла даже подыскать должного названия, на какое-то время отступило от неё прочь.
По дороге шли молча. Оксана то и дело запиналась, увязая в глубоком снегу, но продолжала тащиться вслед за родителями, почти не оглядывавшимися на неё, плетущуюся поодаль. Когда же они все вместе дошли до дома бабки Беренихи, сил на переживания или страх у девочки уже не осталось, будто утренний мороз выстудил их, вытащил в окружающее пространство вместе с тянущимися изо рта выдыхаемыми облачками пара.
– Пришли. – Сухо объявила мать, хотя это было и так очевидно, когда вся семья оказалась в сенях старухиного дома.
В нос ударил пряный запах лесных трав и жжёного можжевельника, тянущийся из горницы. В центре её, на высоком дубовом столе лежал свежевыструганный гроб. Восковые свечи, стоявшие в изголовье и у ног покойной, неспокойно колыхнулись, встречая только что прибывших.
Народу было на удивление много. Бабка Берениха жила в полном одиночестве, детей никогда не имела, а мужа своего схоронила так давно, что мало кто из местных жителей мог вспомнить хотя бы его имя или род деятельности. Все пришедшие, без сомнения, были односельчанами старухи, у которой, кажется, и родных-то никогда не было, а может, и были, да сгинули со свету намного раньше её.
В половине двенадцатого явился дьяк; встав подле новопреставленной, он принялся монотонно бубнить молитвы, безучастно глядя в требник полуприкрытыми, сонными глазами. Оксану тоже начало клонить в сон, сквозь приспущенные веки она смотрела на старуху, укрытую до пояса льняным белым саваном, на её сухие, пожелтевшие руки, испещрённые ростками обесцвеченных вен. Длинные нестриженые ногти, казавшиеся теперь ещё длиннее, стали походить на коготки хищной птицы, а массивный нос, и без того при жизни уродовавший старухино лицо, заострился и напоминал вороний клюв. Сколько ей было лет? Оксане подумалось, что никто из собравшихся, должно быть, не помнил бабку Берениху молодой; мать говорила, что и в её детстве старуха была седа, словно лунь, и уже согбенна, будто и тогда она прожила не менее века. Быть может, просто пришло её время? А стужа и внезапно разразившаяся вьюга лишь стали звеном из череды случайностей, ни на что толком не повлиявших? Старуха, в её-то возрасте, могла преставиться от чего угодно, и какая теперь разница, где именно это случилось. Но как быть с козлом, вставшим на задние ноги, которого девочка мельком увидала в окно, да так и оцепенела, не в силах отвести взгляда от странного зрелища?
Из-под века показался светлый, словно сваренное вкрутую яйцо, затянутый бельмом глаз старухи. Оксана знала, что веки мертвецов иногда приподнимаются вверх, зияя пустой белизной, и что это вполне обычное явление. О том ей ещё в далёком детстве поведала мать, когда объясняла, почему так странно выглядит теперь бабушка, мирно лежащая на столе, покрытом одеялом.