Необычный хруст пронесся по улице, стал громче, назойливее, впитал в себя завывания ветра и сопение здоровяка; и уже весь город трещал и скрипел.
— Что это? — старик от испуга едва дышал.
— Это лопаются оконные стекла, дед.
И, подтверждая слова здоровяка, окна пятитажки напротив враз покрылись паутиной, и из этой паутины вниз полетели неровные куски стекла, мгновением позже разлетавшиеся на дороге в звонкую серебристую пыль.
— Как? Боже! — старичок попытался вскочить на ноги, но вдруг получил от здоровяка удар ногой в живот, скрючился и рухнул обратно. Юноша сжал челюсть так, что на скулах выступили желваки, но не издал ни звука.
— Ты что? — дед с трудом выдавливал слова, лицо стало пунцовым, — пусти, там дочка моя! – он не мог подняться, судорожно вдыхая воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Потом, собравшись с силами, пополз в сторону двери, ухнув, когда на спину опустился тяжелый ботинок верзилы.
— Лежи, бедолага, грейся, — рыкнул здоровяк, – холодно там.
— Да она же до смерти замерзнет! – завыл старик, как помешанный.
— Уже, – прошептал юноша.
Треск снаружи начал затихать.
Дед посмотрел на него обезумевшими глазами:
— Да как ты можешь знать, никто не может знать…
— Кому, как не мне?
Слова были холодными и сухими, как похоронка с фронта: “погиб и предан земле в братской могиле”. И, как и похоронке, сначала не веришь, качаешь головой, убеждаешь себя, что это глупая шутка, перечитываешь снова и снова и снова, и пустые слова ничего не значат, как так — умереть, вот так вот просто, буднично? Умереть... Неужели? Нет! Нет. Но скоро черной волной накатывает горе...
И теперь старик, распластавшийся у ног юноши, непостижимым образом поверил, что вот так оно и есть — дочь мертва. Мертва, он знает. Кому, как не ему?
А кто он?
— Родимая моя… — на старческой слезе отразился мертвый город, вдруг ставший необъятной братской могилой.
Глава III
Прошло время. Старик сидел на полу, прислонившись спиной к креслу. Он больше не плакал и не молился, а только изредка кидал взгляд на окно, будто надеялся, что оно вот сейчас взорвется тысячей осколков и наконец пустит внутрь холод, вместе с которым придет избавление.
Юноша опять закутался в одеяло, закутался в свои мысли, нырнул куда-то вглубь, лицо его обратилось восковой маской, и казалось, что он даже не дышит.
Здоровяк напевал что-то себе под нос, с причмокиваньем поглощая найденную в холодильнике палку колбасы. Взглянув на термометр, он зычно гакнул. Вернувшись в комнату, верзила увидел погруженного в себя юношу и нахмурил брови, весь как-то подсгорбился, а потом, кашлянув, громко предложил:
— Хочешь историю расскажу?
Юноша выплыл из глубины, воск на лице стаял и снова проявились морщинки, парень часто заморгал и кивнул.
— Был случай, — здоровяк, обрадовавшись, отправил последний кусок колбасы себе в рот и обтер руки о пиджак, — я с одной семьей познакомился. Муж — примерный семьянин, добрый, хороший, честный. Мой клиент! Вот только хилый в этом деле, — верзила многозначительно улыбнулся, крякнул, руками сделал неприличный жест.
— Так вот, не мог он свою жену — ну, вы понимаете. И она потихонечку хирела, поглядывала, где бы, так сказать, яблочка вкусить… — Юноша как-то затравленно посмотрел на великана, тот смутился, но через секунду продолжил, — В общем начала ходить на йогу — и я тут как тут!
— Узнаю почерк.
— Да, да! — зарделся здоровяк, — так я её на машине прокатил, в ресторан сводил, — он загибал пальцы, — и в этот же вечер в койку.
— А муж? — спокойно спросил юноша, будто должен был задать этот дежурный вопрос.
— Ну, у мужа там на работе станок сломался, а на следующий день как раз проверка… Он в ночь и остался.
— Жулик ты.
— Да только чуть-чуть подмахнул! В общем, стащил я у неё исподнее, и заказным письмом ему на работу отправил. Посылочку! Весь завод собрался — гогочут, пальцем тычут, а он красный, как тот рак, и я прям чувствую, как у него зубы скрежещут.
Старик, будто в трансе, не сводил глаз с одежды здоровяка. Пиджак был заношенным, старого покроя, но каким-то удивительным образом сохранял свой насыщенный черный цвет; казалось, что это лоснится кожа... Дед и сам не заметил, как коснулся свитера чтобы проверить на месте ли крестик?
— И он её убил, — после небольшой паузы сказал юноша.
— Ага. А сам в окно выбросился, — великан хлопнул в ладоши, и как будто даже немного начал приплясывать. Казалось, он сейчас заходит колесом по комнате.
Юноша улыбнулся уголками глаз, как улыбается отец сбивчивому рассказу маленького сына, в это время размышляя совсем о другом.