28.
А помните, все эти романтические картиночки: рюкзак, костёр, типа лафа и гоу все путешествовать?
Мне довелось.
И сейчас, в режиме изоляции я вдруг вспомнила это ощущение. Это оно, да. Необходимость ежедневно выживать.
И это ещё лёгкий вариант - не нужно искать сухие дрова во время дождя и разжигать костёр, чтобы успеть до следующего дождя вскипятить чай и сварить какую-нибудь быструю кашу или там суп.
Щёлк на газовой плите - пых пламя. Готово.
Не нужно искать источник более-менее чистой воды, которую всё равно нужно кипятить, или, на крайняк, пить с разбавленной марганцовкой и активированным углем, уже добавленным в бутылку.
Открыла кран. Набрала воды.
Не нужно искать место для безопасной стоянки, успевая поставить палатку до захода солнца. Так, чтобы и звери дикие не съели, и люди не обнесли.
Залезла под одеялко - спи себе, сколько влезет. Стены вокруг. Никто из-за тента пытливо не обнюхает среди чёрной ночи.
Не нужно таскать на себе тяжеленный рюкзак, поминутно думая, а не выкинуть ли оттуда ещё баласту? Какого? Крышку от кастрюльки? Что? Что ещё?
Или искать магазин с продуктами, чтобы затариться ими. И да, я помню ту гречку с камнями, когда из всей еды осталась только она и так мечталось хотя бы о белом хлебушке.
Идёшь на кухню, лезешь в холодильник. Или в шкаф за мукой. Готовишь лепёшки, ешь.
Не нужно беспокоиться, что зарядки на телефоне осталось 5%, и зарядить его негде. Розетки - вот. Дерзай.
Вот такое оно, путешествие.
И давно забытые ощущения от него.
29.
"Роди ему ребёнка".
Я вышла из кабинета гинеколога и услышала это. Фраза и её суть показались настолько нелепыми, что я рассмеялась. Но она прозвучала так явно! Словно кто-то подошёл и сказал мне это - совсем рядом, вот!
Нет, конечно же нет, какого ещё ребёнка? Что за бред? У него нет ничего - ни дома, ни желания хорошо зарабатывать и добиваться успеха. Я не согласна.
Потом его увезли на скорой с подозрением на инфаркт. Я помню это адское состояние, когда лежала в комнатке, которую он начал снимать ради "нас", и смотрела на его рубашки, на вешалках в нише. Рукава, рукава, рукава. А на столе лежали пустые ампулы и шприц - остались после скорой.
Я помню своё отчаяние возле двери с надписью "Реанимация", эту неопределенность, когда не знаешь, как и спросить: жив?
Я помню эту благодарность врачам другой скорой, которые приехали перевезти его в центр для более полной диагностики, потому что это оказался не инфаркт.
И как капали в капельнице, срываясь, капли, когда мы ехали на скорой. Кислород. И одинокая муха, которая всё норовила сесть на окровавленный пластырь, которым был прилеплен внутривенный зелёный катетер. Зелёный - значит с самой толстой иглой из тех, что мне известны. Зачем я это знаю?
У меня взяли разрешение на проведение исследования. Как у гражданской жены. И когда его уже увезли, приехала его бывшая, тоже жена.
Мы сидели на диване в холле, и я помню, как раздобыла ей бахилы, и как резко они шуршали при движении. И как медсестра накапала мне успокоительных капель, а врач велел не тусоваться в больнице, а ехать домой.
Это оказалась опухоль. Которая выросла в шейном отделе и давала такую неспецифическую симптоматику. Она стала расти - слишком стремительно, - и его постепенно парализовало. Сначала слабость. Потом - неспособность держать кружку и ходить. Он жил у сестры, а я... приехала только один раз, чтобы его помыть. Он был беспомощен и отчаянно несчастен из-за своей этой беспомощности.
Мы нашли врача. И лекарство - что-то связанное с мышиными генами, и я всё шутила потом про это. Там был онкологический центр, и я навестила его однажды. Там чувствуешь себя виноватой уже за то, что имеешь волосы на голове. А вокруг ходят девочки - совсем молодые, с капельницами, держат стойку в руке. И смотрят на тебя с такой завистью.
Лекарство подействовало. Месяц спустя опухоль рассосалась, и он постепенно начал опять ходить. Мы добились стойкой ремиссии.
После этого я не выдержала - ушла.
А сегодня я увидела фотографию его ребёнка. Он встретил женщину, и она родила ему. Прекрасного мальчика.
Которого не было бы, если бы я осталась