Свет.
- Поднимайся, - сказал наконец Андрей.
Ткань с насыпанным песком по-прежнему прижимала мою голову по бокам.
- Я боюсь, что трубка сместится, - хрипло сказала я.
- Уже можно. Давай.
И я с усилием села. Стащила с лица ткань – посыпался песок. Вытащила изо рта трубку и окунулась в прохладный воздух. Вокруг были густые сумерки, но мне показалось светло, как днём. Жадно хапнув воздуха и отдышавшись, я выбралась из ямы и завопила Андрею:
- Я тебя ненавижу!
- Знаю, - спокойно сказал он.
- Это… АД! И ПИЗД@Ц! – заорала я и начала бегать по полянке.
В теле бурлила энергия. Меня разрывало на части. Под кожей бегали мурашки величиной с кулак. Я начала болтать без остановки, продолжая бегать.
- Ты сейчас побудь в себе, - спокойно сказал Андрей, вытаскивая из ямы тряпки и спальник – внутрь, на коврик, щедро посыпался песок. – Осознай. Помолчи.
- Я! Не! Могу! – продолжала бегать я. Потом уселась на корточки и завыла.
Андрей начал закапывать яму.
- Дай мне, - ринулась к лопате я.
- Держи, - уступил он.
Комары к этому времени уже озверели. Я принялась сгребать песок в яму - это было яростно и ожесточённо. Яма никак не закапывалась, а вокруг темнело всё больше. Комары жрались, как сволочи. Я то подвывала, то плакала, продолжая закапывать свою могилу обратно.
Возвращение.
- А я поняла, почему люди так любят плавать, - говорила я - мы медленно возвращались в лагерь. – Вода облегает тело, и это даёт ощущение его границ. И, главное, это куда комфортнее тяжёлой земли.
Андрей улыбался.
Он рассказал, что, когда уже значительно стемнело, комары стали его одолевать и он надел капюшон, превратившись по виду в гопника, на поляну неожиданно вышел мужчина. Он был могучего телосложения, изрядно пьян и нёс в одной руке пузырь водки с сигаретами, а в другой – пистолет.
Напомню, картинка была эпическая – свежезакопанная могила с холмиком, рядом с которой торчит лопата, и странный человек с лицом, спрятанным в капюшон.
Андрей, предвосхищая вопросы, которые неизменно возникли бы, поднёс палец к губам и многозначительно сказал мужчине:
- Тс-с-с…
Тот резко отпрянул, судорожно сглотнул, кивнул головой и бодро ушёл вбок, набирая по ходу скорость. Больше он не возвращался.
В лагере все тут же начали спрашивать меня:
- Ну как? Что? Как это было?
Я сказала, что мне было ОЧЕНЬ ПЛОХО, и удалилась в палатку, избегая подробностей.
И Андрей потом рассказал, что когда наутро все собрались у стола, а я продолжала дремать, его спросили:
- Ну как вчера прошло? Как там Оля?
Он ответил:
- Нормально.
И следующий вопрос заставил его заволноваться. Он звучал как:
- И где она тогда?
Потом я лежала на спине, в воде, в озере, и наслаждалась тем, что чувствую.
И на следующий день начались озарения.
Шишка - обычная сосновая шишка - вмещает в себя всю Вселенную. Она содержит в себе информацию обо всём, формулу, по которой создавался мир, и генетический материал, способный воспроизвести сосну, подобную той, с которой она упала. Но не точно такую же. Чуть другую. Потому что изменчивость - это и есть движуха и процесс, как основное условие существование жизни. Этот надломленный отросток, говорящий о том, как сильно она стукнулась о землю, когда упала. И самое поразительное - это изображение микроскопических глазок, как будто сделанных рельефом на каждом её отростке. Никогда не замечали? Присмотритесь. У шишки полно нарисованных глазок. Это про то, что глаза животных и рисунок на растениях по сути могли быть созданы по одним и тем же формулам.
Потом я увидела вены - синие подкожные прожилки на своих руках. Я пялилась на них, как заворожённая, и особенно меня поразило две вещи - явление анастомоза (перемычка из поперечного сосуда между двумя параллельными) и то, что на руках - правой и левой - вены идут ассиметрично.
Со стороны это выглядело, должно быть, вообще дурдомом, т.к. я сидела на земле и твердила, разглядывая то одно, то другое, и заливалась слезами осознания: "Глазки... у шишки есть глазки..." И, тыча сгибом руки: "А прикинь, у меня есть вены... Прикинь... анастомоз..."