Но многие объемистые папки с оперативными документами — результат длительной и кропотливой работы коллектива штаба — даже не вскрывались за всю войну: они оказались просто ненужными и годились только для архива.
Жизнь властно диктовала свое. Так, срочно понадобились если не планы, то хотя бы примерные расчеты на эвакуацию наших военно-морских баз. Подобных же документов мы никогда не составляли. В самом деле, ну кто мог об этом заикнуться до войны?! И потому мы сразу оказались в «цейтноте». К эвакуации военно-морских баз штаб флота и все штабы соединений и органы тыла были совершенно не подготовлены. Отсюда неизбежные «накладки», потери кораблей, личного состава и имущества. А раз есть потери — ищут виновников. И под ударом прежде всего оказывались штабы: они, дескать, не предусмотрели того и другого… Забывается при этом, что, пока из Ставки не поступала телеграмма — оставить такую-то базу, никто пикнуть не смел об отходе…
Но вот отход совершился, и возникают новые проблемы: куда направить отступающие соединения кораблей, где их базировать в дальнейшем? Ведь никто не ждал в Таллине из Риги целую бригаду подводных лодок. Она как снег на голову свалилась… И мы снова озадачены: где ее базировать, как обеспечить всем необходимым? Это должен был срочно рассчитать и вместе с тылом планировать оперативный отдел штаба. Действовать при этом надо было быстро, расторопно.
Многие соединения на отходе несли потери. Существование их в прежних организационных формах теряло смысл. Так было, например, с органами управления оставленной нами Рижской базы, охраны ее водного района и других соединений. Командиры, матросы и сами корабли оказались без штатных мест. Тут перед начальником организационного отдела штаба флота полковником Ильиным и его подчиненными возникали неотложные задачи — срочно расформировать или переформировать различные соединения. Так были вовсе расформированы органы управления и соединения сперва Либавской, а через несколько дней и Рижской военно-морских баз.
Самое опасное во время войны — это без дела шатающиеся люди. А тут нужно было переназначить и отправить к месту новой службы сотни бойцов и командиров. Сделать это было нелегко, ибо в большинстве случаев речь шла о людях, много переживших и травмированных. Требовалось с каждым чутко поговорить и найти ему достойное место.
Время летело быстро. Едва мы разобрались с Ригой, как под угрозой оказался и сам Таллин. Весь этот новый комплекс дел свалился на нас, как говорится, нежданно-негаданно…
Враг наступал, наши сухопутные войска с боями отходили, а за ними, оставляя наши базы, отходили и мы. Таким образом, с первых дней войны мы производили беспрерывное переразвертывание и переформирование соединений флота. Либава — Рига — Таллин — Кронштадт. Пришли в движение десятки тысяч людей и сотни кораблей, лишенных своих постоянных мест базирования. Высший орган управления флотом — его штаб должен был возглавить весь этот динамичный, сложный и противоречивый процесс, не будучи сам к этому подготовлен. Теперь уже с полной очевидностью можно утверждать, что, если бы командованию и штабу флота после потери Либавы предоставили свободу инициативы, наши дела на море сложились бы куда лучше. Но над нами довлела общая система руководства войной: ждать решения Ставки, несмотря на то что жизнь настойчиво диктовала свои требования.
Таков был железный закон времени.
Почти беспрерывное в течение первых месяцев войны переразвертывание флота на новые базирования, расформирование одних и срочная организация других частей, первые потери не могли не создавать порою нервозной обстановки во всех звеньях управления флотом. Всем хотелось отыскать реального виновника наших неудач, провала всех наших победных планов и расчетов. Даже большие люди еще не сознавали, что мы переживаем крах некоторых положений нашей довоенной доктрины, не до этого было! Нужен живой виновник! Я помню длительные ночные беседы c прокурорами и следователями. Мы старались честно и объективно осветить им боевую деятельность некоторых наших подчиненных, на которых незаслуженно возводилась вина в военных неудачах. Запомнились мне неприятные разговоры с одним высокопоставленным начальником.