Но не одни горести свалились на наши плечи. Ночью мы получили ободряющие сведения из штаба фронта; войска 8-й армии в районе Петергофа остановили фашистов. Вместе с армейцами героически дрались здесь части морской пехоты. Особенно самоотверженно и стойко сражались курсанты Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф. Э. Дзержинского. Попытка фашистов прорваться кратчайшим путем в Ленинград была отбита с большими для них потерями.
Южная группировка противника хотя и вышла к Неве в районе Шлиссельбурга, но тоже не прорвалась к Ленинграду. На обоих направлениях нашим сухопутным войскам большую помощь оказала артиллерия флота.
Варварские обстрелы и бомбежки города, хотя и с опозданием, сдвинули с мертвой точки проблему эвакуации. На следующий день мы отправляли в тыл многие семьи моряков. Путь их стал сложным и длинным. Все железнодорожные пути были отрезаны, поэтому эвакуированных направляли к маяку Осиновец на Ладоге и оттуда на баржах, буксирах и кораблях Ладожской флотилии доставляли на юго-восточный берег озера. Далее они на грузовых машинах ехали к железнодорожной станции Волховстрой. Если к этому добавить, что противник отчаянно бомбил наши корабли на Ладоге, то сложность такого «путешествия» становится очевидной…
Я получил указание проверить организацию эвакуации последнего эшелона и проводить его за пределы города на Выборгской стороне. В этом эшелоне уезжала и моя семья, за исключением отца. Старик категорически отказался покинуть Ленинград.
За неделю, что я не был в городе, он стал еще более суровым. На улицах появились баррикады, бетонные надолбы, проволочные заграждения. На площадях и в садах стояли зенитные батареи. Стало меньше машин, хотя улицы по-прежнему были людные.
Проводив колонну автобусов и грузовиков с женщинами, детьми и стариками, я заглянул в штаб фронта. Нас беспокоило зенитное прикрытие кораблей, стоявших в Неве за городом. Они стреляли целыми днями, поддерживая наши сухопутные части, но сами оставались плохо защищенными с воздуха, так как все силы ПВО были обращены прежде всего на оборону города. Об этом я и хотел поговорить в морском отделе и в оперативном управлении штаба фронта. Мой приезд в Смольный был на сей раз неудачным. В коридоре я встретил члена Военного совета фронта секретаря горкома партии Алексея Александровича Кузнецова, заметно похудевшего за это время, но по-прежнему приятного, мягкого, внимательного. Я доложил, зачем приехал и что делал в городе. Алексей Александрович, как партийный руководитель, всегда помогал флоту и пользовался среди моряков уважением. Он встретил меня доброй, обаятельной улыбкой, на ходу пожал руку и сказал, извинившись:
— Как жаль, что нет времени поговорить. Обстановка накаляется. Рекомендую спешить в Кронштадт. Привет комфлоту и всем товарищам…
И все, кого я встречал в широком коридоре, были озабочены, куда-то спешили. В морском отделе почти все офицеры были «в разгоне».
— Что случилось, Владимир Иванович? — спрашиваю Рутковского.
В ответ услышал то же самое, что сказал Кузнецов:
— Юрий Александрович! Давай скорее в Кронштадт, тут тебе делать нечего…
— А в чем же дело?
— Фашисты начали наступление на красногвардейском направлении. Видимо, опять полезут на Красное Село и через Урицк на Ленинград. Сегодня противник вошел в зону огня кораблей Ленинградской группы… Только что открыли огонь крейсера «Горький» и «Петропавловск». Видимо, будет стрелять «Марат». Ладожская флотилия перешла из Шлиссельбурга в Новую Ладогу. Все начальство разъехалось по частям. Обстановка предельно накалена… Ясно?
С тяжелым чувством я вышел из кабинета и поспешил в Кронштадт. Проезжая Автово, я хорошо различал гул 180-миллиметровых орудий крейсера «Максим Горький», стоявшего в районе Хлебного мола Торгового порта. Линейный корабль «Марат», находившийся в голове Морского канала, заглушил крейсер басом своих 12-дюймовых пушек… И чем ближе к Ораниенбауму, тем канонада становилась все более грозной. А вот и вспышки в Кронштадте кораблей, стреляющих на рейдах. Бьют и северные форты. И как ни волнующа эта картина для военного сердца, все же давила тревога за город, за наш Ленинград. Лавина стали из сотен орудий должна остановить врага. А вдруг не остановит?.. Гоню прочь такие мысли. Не может этого быть. Стараюсь прислушиваться к грохоту канонады, свидетельству нашей силы.