Сэр Оливер мирно сидел в своей столовой, любуясь расстилавшимся перед ним видом, облитым мягким сентябрьским солнцем, и находил, что все это очень красиво и жизнь очень хороша. Никто не бывает оптимистом, если у него нет для этого непосредственной причины в окружающем. У сэра Оливера было их несколько. Первая, их них – хотя он, может быть, о ней и не подозревал – была его молодость, богатство и хорошее пищеварение, вторая состояла в том, что он заслужил почести и славу на испанском материке в недавней победе над Непобедимой Армадой – или, вернее сказать, над бывшей Непобедимой Армадой – и что он на двадцать пятом году жизни получил дворянство из рук королевы – девственницы, а третьей и последней причиной его хорошего настроения – я оставил ее напоследок – было то, что Купидон оказался к нему вполне благосклонен, и ухаживание сэра Оливера за миссис Розамундой Годольфин протекало гладко и счастливо.
Поэтому-то сэр Оливер и сидел теперь в хорошем настроении на большом резном стуле; камзол его был расстегнут, длинные ноги вытянуты, задумчивая улыбка бродила на его губах, оттененных маленькими усиками (портрет его, принадлежавший лорду Генри, был сделан гораздо позже). Был полдень; наш джентльмен только-что пообедал, на что указывали блюда с надрезанными кушаньями и полу-опустошенная бутылка, стоявшая на столе перед ним. В то время, как его мечтательный взор скользил по залитой солнцем террасе, на нее упала тень. Вслед за тенью появилась ее материальная форма, высокая, в ярких одеждах, в широкополой испанской шляпе, украшенной ярко-красными перьями. Размахивая длинной, обвитой лентами, тростью, фигура прошла мимо окна, точно сама судьба. С губ сэра Оливера сошла улыбка. Его загорелое лицо стало серьезным, черные брови сдвинулись, на лбу образовалась глубокая морщина. Потом улыбка снова медленно показалась на губах, но это уже была не прежняя добродушная и задумчивая улыбка. Она была полна решительности. Слуга Николас доложил о приходе мастера Питера Годольфина, и сейчас же вслед за лакеем вошел сам мастер Годольфин, опираясь на обвитую лентами трость и держа в руке широкополую испанскую шляпу. Это был высокий, стройный джентльмен, с бритым, красивым, высокомерным лицом. Как и у сэра Оливера, у него был горбатый надменный нос, и он был моложе сэра Оливера года на два. Его каштановые волосы были длиннее, чем того требовала мода, но в общем он был щеголем ровно настолько, насколько позволял ему его возраст. Сэр Оливер встал и поклонился, приветствуя его. Но волна табачного дыма попала в горло изящному гостю: он закашлялся и сморщился.
– Я вижу, – сказал он, – что вы приобрели эту скверную привычку.
– Я знал более скверные, – спокойно сказал сэр Оливер.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил мастер Годольфин, показывал этим свое настроение и цель своего прихода.
Сэр Оливер проглотил ответ, который помог бы его гостю в его намерениях, так как для него это было совсем нежелательным.
– Поэтому, – иронически сказал он, – я надеюсь, что вы отнесетесь снисходительно к моим недостаткам. Ник, подайте стул мастеру Годольфину и принесите кубок. Приветствую вас в Пенарроу. На лице молодого человека промелькнула усмешка. – Вы оказываете мне любезность, сэр, но я боюсь, что не сумею вам на нее ответить. – Вы будете иметь случай, когда я приду к вам и попрошу у вас о таковой, – сказал сэр Оливер, стараясь казаться добродушным. – Когда вы попросите о таковой? – О гостеприимстве в вашем доме, – пояснил сэр Оливер. – Об этом-то я и пришел с вами переговорить. – Не хотите ли присесть? – пригласил его сэр Оливер и указал рукой на стул, который внес Николас. Тем же жестом он выпроводил слугу. Мастер Годольфин не обратил внимания на приглашение. – Вы, – сказал он, – были, как я слышал, вчера в Годольфин-Корте. – Он замолчал, и так как сэр Оливер не возражал, он холодно добавил: – Я пришел к вам, сэр, чтобы сказать вам, что мы ничего не имеем против того, чтобы отказаться от ваших визитов. Делая страшные усилия, чтобы сохранить спокойствие при этой дерзости, сэр Оливер побледнел под загаром.