– Вы должны понять, Питер, – ответил он тихо, – что сказали уже слишком много, так что вам ничего не остается добавить. – Он замолчал и несколько секунд смотрел на своего гостя. – Не знаю, сказала ли вам Розамунда, что она вчера сделала мне честь согласиться стать моей женой? – Она ребенок, который не знает, чего он хочет, – прервал его Питер. – Знаете ли вы причину, из-за которой она может переменить свое намерение? – сказал сэр Оливер.
Мастер Годольфин сел, скрестил ноги и положил шляпу себе на колени. – Я знаю дюжину причин, – ответил он, – но я не буду их высказывать. Довольно, если я вам напомню, что Розамунде только семнадцать лет и что она состоит под моей опекой и под опекой сэра Джона Киллигрю. Ни сэр Джон, ни я не согласимся на этот брак. – Но кто же просит вашего согласия, – прервал его сэр Оливер, – или согласия сэра Джона? Слава богу, ваша сестра скоро будет совершеннолетней, и будет сама располагать собой. Я совсем не тороплюсь со свадьбой, и вообще, как вы, вероятно, заметили, я по природе очень терпелив. Я подожду. – И он снова затянулся из своей трубки. – Это вам не поможет, сэр Оливер. Вы бы лучше сделали, если бы постарались меня понять, И сэр Джон и я непоколебимы. – Вот как. Отлично. Пошлите сэра Джона ко мне, чтоб он объявил мне свое решение, а я ему сообщу свое. Передайте ему от моего имени, мастер Годольфин, что если он потрудится приехать в Пенарроу, я сделаю с ним то, что уже давным-давно должен был бы сделать палач. Вот этими руками я обрежу ему его длинные уши.
– Ну, а до тех пор, – сказал сердито мастер Годольфин, – не испробуете ли вы на мне вашу разбойничью храбрость? – На вас? – спросил сэр Оливер и посмотрел на него с добродушным презрением. – Я не мясник, режущий цыплят, Кроме того, вы брат вашей сестры, и в мои намерения не входит увеличивать стоящие на моей дороге препятствия. – Тут тон его изменился. Он облокотился на стол. – Послушайте, Питер, в чем дело? Не можем ли мы как-нибудь покончить с этим недоразумением? Будьте искренны. Поговорим по душе. – По душе! – презрительно усмехнулся гость. – Наши отцы показали нам в этом пример. – Какое нам дело до того, что делали наши отцы. Пусть им будет стыдно, что, будучи соседями, они не могли жить в дружбе. Неужели мы последуем такому плохому примеру? – Не хотите ли вы сказать, что в этом виноват был мой отец? – воскликнул тот, уже готовый разозлиться. – Я ничего не хочу сказать, мой мальчик, я говорю, что им обоим должно быть стыдно. – В таком случае обвиняйте вашего отца, с которым ни один порядочный человек не мог жить в мире! – Тише, тише, мой дорогой. – Молчать не приходится. Ральф Трессилиан был бесчестен, он был позором всей округи. Нет ни одной деревни отсюда до Труро или до Хелстона, где не было бы людей с носами, как у большого Трессилиана, такими же, как у вас. Глаза сэра Оливера сузились, он улыбнулся. – Интересно было бы знать, откуда вы получили свой нос? Мастер Годольфин сердито вскочил со стула. – Сэр, – воскликнул он, – вы оскорбляете память моей матери.
Сэр Оливер засмеялся.
– Может быть, я слишком много себе позволил в ответ на то, что вы сказали о моем отце. Мастер Годольфии без слов, в бешенстве уставился на него, потом подталкиваемый злобой, перегнулся через стол, поднял свою длинную трость и сильно ударил сэра Оливера по плечу. Сделав это, он величественно направился к двери. На пол-дороге он остановился. – Я буду ожидать ваших секундантов и ударов вашей шпаги. Сэр Оливер снова рассмеялся. – Я вряд ли дам себе труд их посылать, – сказал он. Мастер Годольфии повернулся и взглянул ему прямо в лицо. – Как! Вы снесете это оскорбление? Сэр Оливер пожал плечами. – Никто этого не видел, – сказал он – Но я всюду расскажу об этом. – Вас сочтут за лжеца, никто вам не поверит. – Потом он снова переменил тон. – Послушайте, Питер, мы ведем себя недостойно. Что касается удара, то я сознаюсь, что я заслужил его. Особа матери должна быть более священна для человека, чем особа отца. Поэтому мы теперь квиты. Не можем ли мы расквитаться и во всем другом? Что нам поможет, если мы будем продолжать безумную ссору, возникшую между нашими отцами? – Между нами есть еще кое-что, – ответил мастер Годольфин. – Я не хочу, чтоб моя сестра вышла замуж за пирата. – За пирата? Бог мой. Хорошо, что никто вас не слышит: ее величество даровало мне дворянство за мои подвиги на море, поэтому ваши слова равняются измене. Как-никак, мой мальчик, то, что заслужило одобрение королевы, может также заслужить и одобрение Питера Годольфина и даже вашего ментора, сэра Джона Киллигрю. Это он вас настроил и послал вас сюда. – Я никогда не был ничьим лакеем, – горячо ответил тот, чувствуя себя оскорбленным, тем более, что это была правда. – Называть меня пиратом нелепо. Я думаю, что здесь, в Корнваллисе, я не хуже других. Розамунда делает мне честь своей любовью, я богат и буду еще богаче, прежде чем зазвонят свадебные колокола. – Богат плодами грабежей на морях, богат сокровищами потопленных судов и ценой рабов, взятых в плен в Африке и проданных на плантации, богат, как вампир, насыщенный кровью мертвецов. – Это все говорит сэр Джон? – спросил сэр Оливер тихим беззвучным голосом.