— Вот я скачу с тобой, брат мой, — сказал голос Торгуна. Теперь Шибан видел его краем глаза, прямо за левым плечом. Торгун сидел высоко и с прямой спиной, закутанный в мех родной северной земли. Он улыбнулся Шибану.
— Я тоже, брат мой, — сказал Есугэй, и он тоже был там, ехал за другим плечом, чёрные волосы рассыпались сзади.
— Мы здесь, чтобы отнести тебя к горизонту. — Джубал-хан, улыбаясь, скакал впереди и справа от него.
— Ты далеко добрался, — произнёс голос, более глубокий, чем остальные, и с другой стороны появилось бородатое лицо Камба-Диаса, сильное, похожее на камень. — Осталось пройти совсем немного.
Всадники повернули лица к точке, где даль встречалась с небом. Звёзды и солнце, день и ночь кружились в вышине. Лошади ускорили шаг. Он чувствовал запах пыли, поднятой копытами, их пота, поток холодного воздуха, который дул им навстречу, когда они скакали.
— Что меня ждёт? — услышал он свой голос. — В конце пути, что меня ждёт, братья?
— Покой, — сказал Есугэй.
— Мир, — сказал Джубал.
— Вечность, — сказал Камба-Диас.
— И это всё? — спросил Шибан. — А что насчёт битвы? Что с миром, который я оставляю позади?
— Забота тех, кто по-прежнему скачет верхом и ходит по земле, — сказал Торгун.
— Не твоя, — сказал Джубал.
— Не наша, — сказал Есугэй.
— Отсюда это уже произошло. Битва окончена. Всё закончилось, — сказал Торгун.
— И чем она закончилась? — спросил Шибан.
Тишина от них всех. Только ветер.
Он подумал о Коуле, обычном человеке, пытавшемся вернуться в более безопасное место, чем пустошь, в которой он оказался. Он подумал о ребёнке, слишком юном, чтобы знать, что он родился в апокалипсис. Он подумал обо всех тех, кто погиб в Вечной стене, и обо всех тех, кто по-прежнему жив и стоит на пути пришедших за ними сил уничтожения.
— Смотри, — сказал Торгун, вскидывая голову. — Они пришли, чтобы привести тебя домой.
Над ними кружили птицы. Стервятники, ястребы и орлы, ловившие крыльями ветер и тепловые потоки плато. Солнце, взошедшее всего несколько мгновений назад, скрылось за изгибом мира впереди. Грохот лошадиных копыт стал рёвом и биением крови в венах.
Он знал, что где-то очень близко и слишком далеко, чтобы дотянуться, он падает на землю, и что человек Коул карабкается, пытаясь добраться до него, и пули пролетают над головой, и твари из гниющей плоти приближаются. Он знал, что где-то, за другим горизонтом, его братья по легиону по-прежнему живут и ждут, и что там было больше боли и полного скорби смеха.
— Нет, — сказал он. — Я не закончил. Это не закончится здесь.
— Для тебя это закончилось, — сказал Есугэй. — Твоя роль сыграна. Ты идёшь вперёд, как и все мы должны идти.
— Ни шагу назад, — сказал Торгун.
Ни шагу назад… только вперёд… вперёд, сквозь боль, сквозь тьму и опустошение.
Ни шагу назад…
Камба-Диас с щитом и мечом стоит на мосту против воющего прилива.
Ни шагу назад.
Торгун, разорванный на части, падающий, сын Терры и Белый Шрам до конца.
Ни шагу назад!
Мерцание ночи, ослепительный свет и красный цвет.
Шибан схватил поводья и развернул коня. Небо позади превратилось в разорванную ночь.
— Ни шагу назад… — раздался голос Торгуна у него за спиной.
— Ни шагу назад, — повторил Шибан и пришпорил коня. Позади он услышал отрывистый смех Джубала, а затем Есугэя, его голос растворился в ветре и криках птиц в небесах.
— Скачи хорошо, брат. Скачи за всех нас.
Улей Хатай-Антакья, Восточно-финикийские пустоши
— Она не сказала мне, — произнёс Джон после нескольких часов подъёма по улью. — Эрда, я имею в виду. Она не рассказала мне о тебе и о Нём. Ни слова… Намёки на то, что вы все были ближе, чем я думал, но ни одной поднятой брови по поводу того… что случилось. — Олл не ответил. — Думаю, не было никаких реальных причин говорить мне, что ты пытался убить Его, кроме той, что это довольно важно для всех причин почему мы здесь.
— Я никогда не лгал, Джон, — тихо сказал Олл.
— А я никогда и не думал спрашивать, так что, полагаю, это делает меня в десять раз глупее и наполовину менее гениальным, чем я считал. Снова вовлекать тебя в это — адская блевотина, но думаю, что ты, возможно, был прав, просто держась подальше.
— Сожалеешь? — спросил Олл.
— Слишком поздно для сожалений, не так ли? Если только я не захочу попытаться бросить тебя, или убить, или передать другой стороне, то, похоже, единственный путь — вперёд… каким бы отвратительным путём это ни было.