Карадок, должно быть, передал Абхани что-то по личному вокс-каналу, но ответ принцепса прорычал по воксу всего подразделения:
— Я застрелю тебя и буду жить с любым протестом, который Виронии пожелают выразить за то, что послали дурака и труса на войну.
Ответа не последовало, но Акастия чувствовала гнев и стыд Карадока через нейронную привязь, мигреневое свечение перед глазами. Мгновение затянулось.
Орудия «Бестии эст» опустились, «Пёс войны» развернулся и побежал вприпрыжку через дюны.
— Нам нужно двигаться, пока вражеское наступление не прижало нас, — прорычала Абхани. — Следуйте за мной.
Акастия почувствовала, как в Карадоке закипает гнев, а затем и ярость, когда он пришпорил рыцаря вслед за «Псами войны».
Линия Ахила, Меркурианская-Ликующая зона поражения
В центре Меркурианской стены открылись передовые двери. Расположенные на расстоянии десяти километров друг от друга, они уже открывались, чтобы пропустить титанов Игнатума, и теперь открылись снова, чтобы позволить выступить новорождённому легиону. Они шли в сформированных в силу необходимости манипулах. Там, где это было возможно, Коллегия объединяла машины и экипажи общего наследия, но в большинстве формаций, к которым они теперь принадлежали, руководствовались грубым прагматизмом. «Псы войны», которые когда-то были из Гвардии Новой Звезды, шагали впереди «Разбойника», ранее связанного с легио Амарант, и «Владыки войны», некогда из Соларии. Все они по-прежнему носили цвета легионов, к которым когда-то принадлежали; не было времени даровать им цвета новорождённого легио Инвигилата, но на всех был его знак, либо нарисованный на геральдическом щите, либо просто выгравированный на бронированной коже: метавший молнии красный глаз в серебряном ореоле. Гневный, немигающий, святой в глазах машины и её бога.
Они шли и когда свет битвы коснулся сенсоров, их горны взревели. Статические помехи и скрап-код захлестнули системы, жужжа на расстоянии, словно облако насекомых. В амниотическом резервуаре Эша Ани Могана слышала, как её принцепсы вызывают и отвечают вокс- и информационными командами, выстраиваясь вдоль линии стены. Переговоры были искажёнными, велись на базовом имперском боевом жаргоне, а не на диалекте и кодовых шифрах дюжины отдельных легионов, из которых они происходили. Перед ними лежала линия Ахила — кордон блокгаузов, протянувшийся на пятнадцать километров от подножия стены. За этим местом зона поражения горела и вспыхивала светом битвы. Эша Ани Могана отметила обновление тактических инфоканалов, отображавшее известную картину боевой сферы в реальном времени в духе «Люксор Инвиктории». Связи с принцепсом Максимусом Кидоном были активными, но нечёткими — ничто в боевой сфере не могло не быть затронуто энтропийными сбоями. Здесь всё умирало, либо быстро, либо в медленные секунды падавшего песка и разлагавшегося металла. Ничто не могло остаться здесь целым. Она была уверена в этом.
Вдалеке она увидела скопление коммуникационных маркеров, мерцавших глубоко в боевых порядках. Они быстро двигались, следуя по пути охотника. На секунду она заколебалась. У неё не было ни времени, ни возможности связаться с дочерью после провозглашения Веторель и странного рождения легио Инвигилата. В её сознании запищали командные запросы. Она хранила молчание, а затем включила дальнюю вокс-связь. Вокруг неё «Люксор Инвиктория» зашагал к линии фронта. Связь зашипела.
— Достопочтенный великий магистр. — Отозвался эхом голос Абхани, меняясь от далёкого к близкому. Эша Ани долго не отвечала. Она внезапно почувствовала тишину в амниотическом резервуаре, нарушаемую только толчками её машины, двигавшейся вперёд.
— Привет, дочка, — наконец сказала она.
Остаточные дюны, Меркурианская-Ликующая зона поражения
Абхани услышала машинное подобие голоса матери и моргнула. Она сглотнула пересохшим горлом. В этих словах было что-то такое, что пробивалось сквозь холодные модуляции искусственной речи матери. За иллюминаторами «Бестии эст» земля проходила шаг за шагом.
— Какова ваша воля? — наконец сказала она.
— Только поговорить с тобой, — пришёл ответ.
— Легион выступил?
— Я выступила, — последовал ответ, и звук оборвался. Затем мать рассказала ей. Всего несколько слов, никаких уточнений, просто прямая передача информации, которая погрузилась в неё холодно, словно безмолвная сталь. Она почувствовала, как откликнулась «Бестия эст». Данные очистились, стали отдалёнными. Огонь реактора превратился в ледяной холод. Она подумала о сёстрах и их машинах, погибших на Бета Гармоне. Она подумала о титанах и экипажах, по-прежнему там, среди звёзд, возможно, всё ещё живых, возможно, всё ещё охотящихся. Она подумала о машинах, которые теперь выступили с матерью, машинах, которые выступили под новым именем, больше не Имперские Охотники. Вся честь, наследие и потери бабушки, доставшиеся от Имперских Охотников через завоевания и гражданскую войну. Она подумала о матери, и ей показалось, что она услышала сбой в машинном голосе, когда та снова заговорила.