— Ждать, — повторил он, но уже тише.
— В чём дело? — спросила Стина, и он услышал в её голосе ужас. Другие смотрели на него. Они были готовы бежать или стрелять.
— Я думаю… — сказал он. — Я думаю, это один из наших.
Теперь Шибан слышал своё дыхание, тяжёлое и прерывистое, мышцы боролись, втягивая воздух в ослабевавшие лёгкие. Он чувствовал привкус металла.
Туман приближался. Земля серая.
Человеческое, такое человеческое, распутывавшееся…
Вес мужчины и ребёнка, которого продолжал сжимать окровавленный Коул. Такая тяжесть. Больше, чем бремя оружия, мечей и командования.
Ещё один шаг. Ещё один.
— Теперь ты видишь, — сказал Есугэй. — Мы созданы для того, чтобы быть больше, чем человечество, которому мы служим. Вес клинка для нас ничто. Скакать, сражаться и истекать кровью в течение нескольких дней — для нас ничто. Для нас ничто… Мы созданы высшими, и поэтому потеряли ту часть себя, которую знает ребёнок, старик и отец, когда смотрит в глаза своему ребёнку, что следующий шаг — это не данность. Что жить — значит бороться. Мы забыли об этом. Мы забыли, что жизнь — это слабость перед лицом вечности. Следующий шаг имеет значение только в том случае, если ты должен бороться за него, за последнюю частичку себя. И, приняв это, ты видишь себя, истинного и ясного — не воина, не героя, не историю славы и чудес.… Просто вспышка молнии, спуск с Небес на Землю, сделанный шаг, яркий и мимолётный, а затем исчезнувший.
— Я понимаю, — выдохнул он. — Я понимаю…
Впереди кто-то был.
Люди, оружие, неровная линия изжёванного камнебетона. Десять шагов, сто, десять тысяч… Слишком много. Ещё один.
— Кто вы? — раздался голос птиц в небе над головой.
Его ответом был ещё один шаг и ещё один, вперёд, к стенам, навстречу не отдыху, а только тому моменту, который должен наступить.
Он был на передовой. Здесь были люди, обычные люди, крики, призывы, взгляды и оружие, обращённые к нему. Он перешагнул через парапет, крепче прижав Коула и младенца. Он огляделся, почувствовав инстинктивное желание продолжать двигаться, даже когда остановился.
Кацухиро смотрел на космического десантника. Грязь и кровь покрывали доспехи воина, но они были целыми, белыми под слоем грязи — сын Хана, воин Белых Шрамов. Ещё был свёрток, наполовину перекинутый через плечо, наполовину несомый руками. Голова воина была непокрыта, кожа выцвела до серого цвета, волосы свисали спутанной массой над застывшими чертами лица. Зрачки казались булавочными уколами боли, устремлёнными вдаль. Воин тяжело дышал. На его губах были красные пятна.
— Кто вы? — спросил Кацухиро.
Воин не ответил. Кацухиро задумался, видит ли тот его вообще.
Кацухиро посмотрел на свёрток, который нёс воин. Не свёрток, а человек, завёрнутый в шинель. Ткань затвердела от засохшей крови. Он медленно протянул руку, не сводя глаз с лица воина, но гигант не сделал ни малейшего движения, чтобы остановить его. Кацухиро откинул складку шинели. Мужчина внутри висел безвольно и неподвижно. В его груди была рана, и Белый Шрам зажал её пальцами. Это, должно быть, остановило кровотечение, но крови вытекло много. Достаточно, чтобы умереть.
— Это… — произнёс воин, на мгновение покачнувшись, когда заговорил. — Это Внутренний дворец?
— Это Южный Мармакс, — ответил Кацухиро. — Последняя стена находится примерно в километре отсюда. — Он начал показывать, затем остановился. Воин смотрел вверх, качая головой, как будто слышал голос, который мог слышать только он.
— И эта… — сказал воин. — Эта линия держится?
Образ Баэрона, лежавшего в остатках доспехов, ярких от крови — красное отражение воина в белых доспехах, который вышел из пустоши.
— Она держится, — сказал Кацухиро. Воин секунду не двигался, а затем поднял голову; на мгновение закрыв глаза. В складках шинели мёртвого солдата зашевелился ребёнок, а затем, к удивлению Кацухиро, захныкал, и его плач был слышен яснее в неподвижном воздухе, чем крик или выстрел. Он уставился на него, открыв рот. — Откуда вы пришли, лорд?
— Я должен… — сказал воин, его взгляд был отстранённым. — Нужно пройти ещё несколько шагов. — Кацухиро не был уверен, к кому относятся эти слова. — Мои братья по-прежнему сражаются и ждут, когда я присоединюсь к ним.
— Вы… — начал Кацухиро, затем заколебался, когда воин посмотрел на него. Он перевёл взгляд на мёртвого солдата. — Как его звали?