— А если ночью? — спросил Росток. — Или утром, до того, как банк открылся для посетителей?
— В дверь нашего хранилища встроены датчики движения, инфракрасные и другие специальные сенсоры. Сигнализация, как вы знаете, напрямую связана с полицейским участком. В случае ночного проникновения вы получили бы сигнал тревоги.
Росток дотронулся кончиком карандаша до отсеченного края кисти. К его кончику прилипла капля темнокрасной жидкости.
— Ничего себе, — пробормотал полицейский. — Кровь до сих пор не свернулась, а кожа все еще розовая. Нет, кисть явно лежит здесь недолго. Я бы сказал, что не более двух часов. Кто был в хранилище этим утром?
— Я открывал дверь в восемь утра, — начал рассказывать Зиман. — На замке есть таймер, и попасть в хранилище раньше невозможно. Я лично выдал кассиру наличные из сейфа — как обычно. После этого сюда никто не входил — за исключением миссис Данилович, конечно. Должен вам заметить, доступа к этому отделению нет даже у работников банка. Как видите, здесь есть отдельная дверь, и она открывается независимо от основного замка — так удобнее вести учет каждого, кто проходит, — он кивнул в направлении решетчатой двери позади них. — Мы открываем ее, когда приходит клиент, и закрываем, как только он уходит.
— Сама по себе она здесь тоже не возникла, — резким тоном сказал Росток. — Когда Пол приходил сюда в последний раз?
— В смысле, чтобы открыть сейф? Никогда.
— Но я думал… — полицейский повернулся к Николь. — Разве ваш муж не арендовал этот сейф?
— Возможно я недостаточно подробно рассказал по телефону, — поспешил прояснить ситуацию Зиман.
Ключ принесла миссис Данилович, но изначально сейф арендовал отец Пола.
— Старик Иван? — Росток нахмурился.
— Да. Он снял этот сейф в 1946 году.
— В 1946? — не веря своим ушам, переспросил Росток. — Это же больше, чем полвека назад.
— Именно. Пока мы вас ждали, я перепроверил все записи. Сейф арендован 16 октября 1946 года, и с тех пор не открывался. Ни разу.
В тесном хранилище повисла душная тишина.
Николь не могла больше находиться рядом с Уэнделлом Франклином. Теперь ей казалось, что потеют все — не только от жары, но и от напряжения. Она чувствовала, как ее собственный пот ручейком стекает в лифчик, в ложбинку между грудями. Отчаянно хотелось выбраться отсюда, на свежий вечерний воздух — пусть и теплый, но избавленный от вони мужского пота, смешанной с тем сухим заплесневелым запахом, что исходил от отрезанной кисти. Он напоминал ей что-то… Солому? Сушеные грибы? Орехи?
Тишину нарушил голос Франклина.
— Кто-то должен был ее сюда положить.
— И это точно был не Иван Данилович, — сказал Росток. — Он уже два месяца как мертв.
— Уверяю вас: в хранилище больше никто без моего ведома не заходил, — настаивал Зиман.
— А как насчет вас, Зиман? — обвинение исходило от Франклина; тем же платком, которым он останавливал кровь из пальца, агент вытирал пот со лба. — Вы владелец банка. Все ключи у вас. Вы включаете и выключаете сигнализацию. Может, это вы взяли все из сейфа, а руку запихнули, чтобы отвлечь от себя внимание?
— Как вы смеете! — прокричал Зиман. На мгновение Николь показалось, что он сейчас набросится на налогового агента. Однако Зиман быстро взял себя в руки и продолжил: — Единственное, за что ценится любой банк, это честность и порядочность по отношению к клиентам. Люди Миддл-Вэлли хранят деньги у нас, потому что доверяют мне, так же, как они доверяли моему отцу и деду. Я никогда не сделал бы ничего, что могло подорвать это доверие. Никогда. И я требую извинений.
— Что насчет ваших работников? — продолжал испытывать его терпение Франклин. — Секретарша, например? Она же ведет все записи, верно?
Росток втиснулся между ними, раздвигая спорщиков широкими плечами.
— Давайте держать себя в руках, — посоветовал он. — Выяснение отношений не поможет нашему делу.
— У него нет права заявляться сюда с подобными обвинениями, — не унимался Зиман. — У нас никогда не было ни малейших разногласий с клиентами. Все работники банка заслуживают высшей похвалы. Я знаю каждого из них лично, знаком с их семьями и осведомлен об их прошлом. Каждого нанимал либо я сам, либо, как в случае с Соней Ярош, мой отец. Уверяю вас, никто из них не стал бы участвовать в таком чудовищном подлоге.
Глядя наг Соню Ярош, трудно было не согласиться. Николь едва ли могла себе представить, чтобы это хрупкое существо, находившееся в весьма почтенном возрасте, сделало что-то, что нарушило бы размеренный ход банковских дел.
— Вполне с вами согласен, — обратился Росток к директору банка. И затем, повернувшись к Франклину, добавил: — Банковскому служащему бессмысленно делать подобное. Было бы куда проще обчистить ячейку и оставить ее пустой — тогда никто ничего бы не узнал.