— Ты для меня уже делала такое.
— Тогда я была другим человеком.
— Нет. Ты все та же прежняя Николь. Такие люди, как ты, не меняются.
Она хотела возразить ему и рассказать, как брак, даже такой короткий, изменил ее отношение к себе самой, к мужчинам, к жизни и к тому, как она желала ее прожить. Но Николь знала, что обсуждать подобные темы с Василием бесполезно. Для него она была просто вещью — красивой и ценной частью его собственности, которую можно использовать в свое удовольствие либо сдавать внаем за разумную плату. И которую он теперь, после смерти Пола, требовал назад.
— И тогда все закончится? — спросила она, — Если я все сделаю, ты больше не появишься?
— Даю слово, — пообещал он.
Она и не думала ему верить. Когда-то он уже обещал ей свободу. Но теперь снова пришел, вернулся, сумел вывести ее из дома мимо полицейского. И вот они сидели в четырехлетием бьюике, припаркованном на оживленной улице Миддл-Вэлли. Василий всегда предпочитал серые незаметные автомобили. Салон заполнял едкий дым его русских сигарет, а сам он рассматривал входную дверь здания неподалеку.
— Откуда мне знать, что ты опять не нарушишь слово? — спросила она.
— У тебя нет выбора, — пожал плечами Василий. — На сей раз я говорю тебе правду: сделай, что я прошу, и ты никогда меня больше не увидишь.
Машина стояла так, чтобы хорошо просматривался полицейский участок Миддл-Вэлли. При мысли о том, что хотел от нее Василий, к горлу подступала тошнота. В прошлом он нередко заставлял ее совершать странные и даже извращенные поступки — но торговать своим телом в обмен на отрезанную человеческую руку было невообразимым унижением. У нее периодически возникала мысль рассказать Ростку обо всем, в частности, о Василии, в надежде, что… что? Что какой-то полицейский сможет избавить ее от человека, управляющего всей ее жизнью? Вряд ли. Василий для этого был слишком умен. Он никогда не бил ее — а значит, никаких следов на теле у нее не было, — и даже не угрожал ей ничем серьезным. Появившись здесь, он не переступил ни через один закон. Полиция была беспомощна — а бежать было бесполезно. Скрыться от Василия Николь не могла.
— Я делаю тебе выгодное предложение, — сказал он. — Свобода за небольшую услугу.
— А если он откажется?
— Думаю, ты найдешь способ его убедить, — Василий улыбнулся и погладил ее по щеке. Его пальцы были холодными, костлявыми и пахли никотином. — Какой мужик откажется от такой красотки, как ты?
Когда-то он рассказывал ей, как этими самыми пальцами убил трех человек. Он объяснил ей, что, надавив кончиками двух пальцев на сонную артерию, можно перекрыть доступ кислорода к мозгу и не оставить синяков или других следов, способных вызвать подозрение полиции.
Николь застыла, чувствуя, как пальцы скользят к ее шее. На губах его играла улыбка, пока подушечки нащупывали пульс, который выдал бы расположение артерии. Проще всего, подумала она, было бы позволить ему закончить все здесь и сейчас. Одно движение пальцев — и она отправится в блаженное небытие, где наконец сможет обрести покой. Но, зная Василия, она могла сказать, что все случится не так просто. Он нес боль — не покой.
— Ты готова пойти на это для меня? — спросил Василий.
Она не имела ни малейшего понятия, почему уродливый кусок мертвой плоти имел для него такую ценность, Лично ей абсолютно не хотелось снова видеть эту руку. Она желала одного — освободиться от Василия. И если это освобождение достигалось путем унижения, что ж, она готова.
— Да, — вздохнула она, вверяя себя в руки судьбе. Василий расстегнул верхнюю пуговицу на розовом платье Николь, которое сам выбрал, и глядел, как колышется ее грудь.
— Пусти в ход все свое очарование. Помнишь, что ты должна ответить, если он спросит, какое у тебя право ее требовать?
— Я скажу, что кисть нашли в сейфе моего мужа. По закону, все, что находилось в сейфе, является моей собственностью, и потому я хочу, чтобы мне ее вернули.
— Все верно, — похвалил ее Василий. — Он скажет, что это человеческая рука, а не фамильная ценность или украшение. Скажет, что это не просто унаследованная собственность. Это улика.
— Тогда я отвечу, что факт преступления еще не доказан, а это значит, что рука не обязательно была отрезана у убитого или искалеченного человека, — она повторяла слова, которые они заучивали вместе с Василием. — Без состава преступления кисть это просто кисть. В случае соблюдения всех санитарных условий часть тела может считаться личной собственностью. А если так, то эта собственность принадлежит мне, как единственной наследнице имущества Пола. Я собираюсь передать ее церкви Святой Софии, чтобы похоронить по православным обычаям.