— Все это напоминает мне наше расследование. Думаешь, что все сходится, — а каждая разгаданная загадка открывает еще одну. И едва мне начнет казаться, что я нашел шаблон — например, маньяк, который охотится на стариков, — все люди начинают умирать своей смертью.
— Кроме нас, — сказала Робин.
— Кроме нас, — согласился Росток. — Пока у нас есть три стопроцентных убийства, пять смертей от чего-то, похожего на естественные причины, и одна идеально сохранившаяся человеческая рука, которая на поверку оказалась церковной реликвией. Настоящая матрешка! Вопрос в том, сколько матрешек у нас будет?
— Но ты же знал, чья это рука. Еще до того, как отнес ее к Альцчиллеру.
— Я не был уверен.
— Не был? — ее голос почти сорвался. — А по-моему, от Альцчиллера тебе нужно было только подтверждение. Я заметила, что ты не рассказал ему о бумаге, в которую была завернута кисть. И о надписи на ней.
— Значит, ты и это заметила.
— Я журналист. У меня работа такая: все запоминать. Что было написано на бумаге? Что-то на русском, да?
— Не на русском, — поправил Росток. — На старославянском.
— Ты сам расскажешь, или придется тебя соблазнить?
Милая улыбка сменилась на дерзкую. Он никак не мог понять, говорит ли она серьезно или просто дразнит его.
— Сначала я решил, что здесь какая-то ошибка, — сказал он наконец. — Или что надпись должна сбить с толку того, кто найдет руку.
— Что там было сказано?
— Старославянский сейчас используется нешироко, только в православных церквях…
— Росток.
— Это было просто имя. Мужское имя.
— Имя Распутина, верно? Григория Ефимовича Распутина.
Старик с внуком собирали голубику. Дед отдавал мальчику самые сладкие ягоды и улыбался, глядя, как они исчезают у него во рту.
— А что большевики? — спросил мальчик. — Они, наверное, тоже его не любили.
Старик ответил не сразу. Взглянув на него, мальчик подумал, что, наверное, зря упомянул старых врагов деда. Боль прежних дней до сих пор была жива в сердце старика.
— Большевики, конечно, делали вид, что не любят его, — сказал он наконец. — На деле же были рады его присутствию. Его влиятельность давала им способ обратить общественность против престола. Радикалы всегда умели ниспровергать своих врагов.
Старик печально покачал головой.
— Распутин был легкой мишенью. Он не был аскетом, в отличие от того же Макария. Как все крестьяне, он любил вино, женщин и песни. И как многие русские, нередко доводил эти пороки до предела. Петербургские газеты были полны статьями о его «кутежах», истории с готовностью подхватывались и раздувались сплетниками. Газетчики негодовали: его, женатого мужчину, так часто замечают в компании проституток! Хотя прежде никто не обращал внимания на подобное поведение политиков, генералов и дворян. Каждую ночь, проведенную Распутиным в городе, описывали как «пьяный дебош», а его любовь к цыганским мотивам считали признаком деградации. Его обвиняли в том, что он является членом секты Хлыстов и якобы участвует в групповых оргиях. По улицам распространялись листовки с яростными текстами. Распутина обвиняли в самых непристойных деяниях. Громкий скандал был вызван слухами о том, что он делит ложе с императрицей Александрой.
— А какие-то из слухов были правдой? — спросил мальчик.
— Некоторые были. Многие знали темную сторону Распутина. Он много пил: но это общая черта всех русских и тогда, и сейчас. Он противостоял своему влечению к женщинам, как это делали многие праведники, даже сам Блаженный Августин. Он дружил с евреями, цыганами, гомосексуалистами и представителями других групп, которые в среде интеллигентов считались деградирующими. Но разве это делало его злым человеком?
Старик оставил вопрос без ответа.
54
— Не держи меня за идиотку, — сказала Робин. — Распутина знают все. Тень, нависшая над российским престолом. Думаешь, ты один знаком с русской историей?
— Но считать, что это действительно его рука…
— Рука, которая творила чудеса и исцелила сотни людей, — закончила за него Робин. — Она бережно достала полиэтиленовый пакет с кистью из сумочки и положила его на стол. — Только представь, она пережила все эти годы и вот теперь здесь, перед нами, — голос ее задрожал и упал до шепота: — Мне даже кажется, что мы должны помолиться или что-то вроде того.
— Если верить, что она подлинная, — напомнил Росток.