Как испытание принял помощь Фенину; даже мелькнуло, что искушение ему послано, она же, она испытать его душу хочет. И замкнулся в себя еще глубже, только внешне общительней стал, не чуждался, когда помогала белье сменить, кормила заботливо и вечерами просиживала с книжкою.
Каждый вечер хотела ему рассказать про монастырь мужской и не могла, чувствовала, что не хватит сил до конца всю правду сказать о себе.
Привыкла читать ему, и он слушал и рад был, что говорить не придется.
И один раз — не выдержала, — читала и про него думала:
— Я об вас, Боря, все дни думаю… Не могу позабыть ваши слова — в монастырь уйти. Зачем, Боря?.. Зачем? Ну, вот слушайте… Я девушкой была там, совсем еще девчонкой… Если б вы этих монахов видели?.. Теперь для меня стало все понятно, — опытом поняла… Вы думаете, у меня жизнь маленькая?.. Я двадцать лет прожила всего, а я ведь старуха… Это не слова, Боря… Перед вами мне рисоваться нечего… Если я вам чужая, то вы-то мне близки стали… Помните, говорили мне о звезде Вифлеемской?.. Я никогда не забуду этого. Можно… я поклонюсь вам?..
Вскочила с кресла, подбежала к постели, схватила за руку, на колени стала.
— Я знаю, что я чужая вам, и то знаю, что никогда ее не разлюбите, ее, Лину.
На карточку показала Гурновой.
— И все-таки я поклонилась…
Стукнулась лбом о кровать железную…
— Поклонилась волхву мудрому… Не побивайте камнями душу грешную… Я ничего от вас не хочу. Только все расскажу вам. Вы чисты… Мы ведь почти ровесники, а я знаю, что вы непорочны. Может, только вам и скажу… Измучилась я… а с вами мне хорошо, тихо… отдыхает душа…
Смотрел на нее испуганно и чувствовал, что оттолкнуть нельзя человеческое, и руку не отдернул здоровую.
— Вот так… Я вот так расскажу вам…
Положила на его здоровую руку лицо, чтоб не видеть Бориса, а чувствовать его близко, проникая в сердце, чтоб легче душу ему передать через тело, чтоб через тело вошла она.
— Увел меня… Боря… Он… монах… в лес… А в лесу сколько дней мучил тело… Шатало всю, а шла… о любви говорил… он… монах… Николаем зовут… А другой… большой… рыжий, тоже меня хотел. Приятели были… Рыжий и с ним знакомил. Понимаете, Боря?.. в келье, перед иконами, в монастыре, в обители… рыжему нос перебил бутылкою. Меня уступить не хотел рыжему. И в город вдвоем бежали за мною… И все они, все такие… В монастыре на даче мы жили… Ходили чай пить к нам… Хватали за руки… за плечи… не меня, а другую женщину… в лес водили, а потом в соборе поклоны бухали, о чудесах рассказывали мужикам, а к нам?.. мучить нас приходили. Правда, все правда… И вы, чистый — хотите к ним!.. Хуже притона. Вы непорочный, Боря, и с ними жить, чтоб измучили вас, душу измучили!.. Разве вы не будете мучиться?.. Они всех мучают, пока не согрешит человек с ними грехом постыдным. И вы?.. Боря…
А потом о себе… До конца решила — всю жизнь последнюю… облегчить душу:
— Не любила бы вас, не сказала бы… Знаю, что никогда не полюбите… а все-таки говорю… Вам говорю, чистому… Только такому сказать можно, чтоб и у самой душа очистилась. Никогда никому не говорила первая, что люблю, и вы чище девушки… Потому и говорю все… Душа у меня замучена, сперва другие ее, а потом сама, — деваться ей было некуда… Утопить хотела… Я ведь не девушка, Боря… После Николая, монаха того, стала женщиной, он сделал… Боль приняла… Тут… в Питере… дядя водил… очистилась… И потом еще раз полюбила… Хорошо полюбила, искренне… верила ему. Хотела его только быть, а он знать хотел… Правду. Всю правду. Прошлое.
— Феня, вы знаете, что не могу никого любить, а говорите мне, а любили и не могли сказать?..
— Оттого и не могла, что и меня он любил. Потом бы сказала… все сказала… Я хотела, чтоб такую любил, как есть, а не какой ему меня хотелось видеть и знать… Чтоб такую узнал, какая к нему пришла… Когда позвал — пришла; знала, зачем зовет, и пришла отдаться, потом бы сама сказала, все, до конца, всю правду, а он хотел сперва знать, а потом любить… Любил бы — не спрашивал. Должно быть, думал, что любит, а душа была мертвою… Потом… потом разошлись мы. Хотел правду знать и узнал через рыжего… он тут… в Питере… меня ищет… монахом был… Потом, Боря — деваться было некуда… одного любила и он любил… говорил так… иногда только чувствовала, что любит, когда ему тяжело было… и осталась нищая и пошла просить милостыню и не душа, а тело голодное пошло межедворничать… Целовалась, тело свое отдавала, чтоб, как пьяница, позабыться, позабыть, что душа есть… И вас встретила… С огарками горела, неделю горела, а потом стало все равно с кем… А встретила опять вас на кладбище… про волхвов вспомнила. Я не хочу, чтоб душа погасла… погасла во мне звезда Вифлеемская… Сама судьба привела к вам, Боря… А теперь я — чистая. Вам, непорочному, открыла душу и чистотой вашей чиста стала — оттого и открыла, что знаю, что не любите, а вот такую… чистую теперь… Ведь женщины тоже бывают чистые… Чистую любить можно… Только чистота и ребенка носить может… Правда, Боря?.. Я теперь тоже могу… Я чистая.