— Скажите мне, как в монастырь пройти?
— Ступайте за богомольцами, догоните…
Солнце встало весеннее и в лесу от сосны пахло ладаном.
Вязли ноги в песке, кружилась голова оттого, что не ел ничего второй день, и, тяжело ступая, цепляясь за корневища, еле донес до гостиницы корзинку.
Тянулись от ранней бабы, в платочках мещаночки, в открытые окна гостиницы выглядывали горожане и за колонной на деревянной скамье с барышнями дачными сидел послушник кудреватый.
Не зная куда идти, как спросить, подошел Борис к послушнику.
— А тут в коридор направо к гостинику…
Корзинку оставил в номере, сошел вниз и от волнения нерешительно пошел к святым воротам.
Рассматривал на белых стенах у ворот святых, живописание братии — господни страсти и в воротах воскрешение Лазаря, и закружилась голова, добрел по стенке в монастырь и опустился на скамейке, у окна.
Выскочил долговязый привратник — Васенька.
Догадался, что не в себе человек…
— Что с вами такое, что?..
— Голова кружится…
— Водички испить надо, испить водички… Это бес, это он мучит; утолите жажду водичкой, облегчение будет. деревянном корчике принес желтоватой воды студеной…
— Сокрушает бес немощь бренную…
— Да, сокрушает…
— Во дни яко тать по следам крадется, а в нощи плоть мучает, мучит наваждениями сатанинскими… Постом и молитвою, послушанием господу изгоню беса.
— Изгоню послушанием, изгоню его постом и молитвою…
— Разумные слова слышу от мирянина, от души юныя господня мудрость. Порадейте о господе — изыде бес полунощи.
— Молиться буду… буду, батюшка.
— Да вы сами-то откуда изволите прибыть в обитель нашу?.. Сами-то кто будете?..
— Студент.
— От социализма в обитель спасаться пришли?.. Видели мы их, видели, яко бесы налетели в нощи, надругаться хотели над пристанищем скорбей человеческих. А все он, все он… вот те и Николушка?.. Разве помыслил когда, что он сохранит братию, обитель от поругания нечестивых. Игуменом выбрали соборне…
— Я к нему хотел… Где его видеть можно?..
— По хозяйству печется, о братии… до всего сам… Не думали, что заступника и радетеля, по вале господней, обретем в Николушке… Скудоумный был послушник, бес его мучил, во образе отроковицы блудной, говорил когда еще — Феничку — веничком, Феничку — веничком изгони…
Вздрогнул Борис, передернулся, широко открыл глаза на монаха.
— Какую Феничку?..
— Дракину, Бакину, Гракину со змеей жалящей обвилась с ядом брызжущим… Не послушался… Принял от нее мучение… бог покарал пса блудного…
— Бог покарал, бог… Пса блудного. Воли его не исполнил…
— Через нее муку принял мученическую…
— Через нее, через Гракину…
— Гракина, Гракина, Гракина… она змея жалящая… До подвала его довела… И меня, меня… Она утопить хотела.
— Кто, Гракина?
— Она, она, Гракина… Сохрани, господи, на путях своих грешного… успокоил душу у врат святых и Николушку покарал господь и призвал к себе, возлюбив, яко жену блудную, в немощи бренной, — соделал подвижника достойного обители блаженного старца и пустынника Симеона, основателя Бело-Бережской пустыни. Перст господень и воля его, всевышнего, почила на Николушке — игумен теперь, к нему ступайте, смиренномудрый инок обители нашей… брат достойный… К нему, к нему идите. На порожках у кельи его посидите… вон там за семью столпами, подобием семисвечнику в господней скинии.
Убежал Васенька в келью радостный, что указал путь праведный грешнику, и в келии бормотал еще:
— На всех путях указуешь ми, господи, твоей десницею… Слава в вышних богу и на земли мир, слава в вышних богу и на земли мир…
Все еще не решался пойти к игумену, по монастырю бродил, от усталости и голода пошатываясь, на задний двор забрел на пекарню за трапезную и потянуло щами горячими, хлебом свежим. Ухватился за перила и упал на порожках, что на кухню вели в трапезную.
Ввалились глаза черные, почернели глазницы и плавали перед глазами круги красные.
Монашек сбегал в погреб с лестницы, впоспехах чуть не наступил на него.
— Чего тут сидите?
Только дышал тяжело, не мог ответить.
— Никак плохо ему?..
И побежал на кухню сказать братии:
— Отцы, там на порогах в епалетах какой-то… приключилось с ним что-то…
Выбежали, собрались в кружок, на руки подняли, принесли в кухню. Холодной воды из корца дали выпить — открыл глаза, прошептал заикаясь:
— Дайте кусок хлеба… Не ел два дня.
Сзади шептались:
— Костюмчик поглядеть новенький, из господ видно, а не ел два дня… Постится, может…